В США началась очередная война с памятниками – их главной мишенью стали памятники Конфедерации. О том, правильно или неправильно сносить монументы прошлого, рассуждает Фитц Брандейдж, профессор истории Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл (Fitz Brundage, University of North Carolina at Chapel Hill).
Марго Гонтар: Почему именно сейчас активизировалось движение по сносу памятников конфедератам?
Фитц Брандейдж: Я долго думал, как это лучше объяснить. Три года назад, после событий в Шарлотсвилле темпы этой дискуссии невероятно ускорились. В 2017 году поднялась первая волна движения за сносы памятников. Защитники монументов продолжали утверждать, что эти памятники следует сохранить, потому что они установлены в честь солдат, которые участвовали в войне, но не имели отношения к идеологии превосходства белой расы и проблеме рабства. Активисты потратили три года, чтобы донести до людей, что это не так, что большинство монументов несут совершенно определенное политическое послание. Теперь возникло понимание, что настало время действовать. Кроме этого, во многих штатах, особенно на Юге, законы не позволяли этого делать. Но теперь законодатели Вирджинии отменили закон, который не позволял или затруднял снос памятников. Вирджинию можно назвать сосредоточием мемориалов Конфедерации, так что снос монументов в ее столице Ричмонде — переломный момент.
В 70-е и начале 80-х годов мало говорили о сносе памятников конфедератам на Юге США. Частично причина заключалась в том, что тогда на Юге было очень мало сегрегированных школ. Во многих южных штатах появились губернаторы с умеренными, центристскими и прогрессистскими взглядами – складывалось впечатление, что общество американского Юга становится более приверженным равенству, более плюралистичным, более открытым. Поэтому памятники конфедератам выглядели архаизмом, остатком прошлого.
Но в последние 30 лет мы наблюдаем на Юге обратный процесс: возвращение к старому. Многие общины определенно отошли от прогрессивной политики 70-х и 80-х. Идеи превосходства белой расы и рабство не остались в прошлом, стало очевидным, что это наследие никуда не делось. В бойне в Чарльстоне в 2015 и в марше сторонников превосходства белой расы в Шарлоствилле в 2017 году участвовали белые молодые люди, родившиеся уже после окончания политики расовой сегрегации, но демонстрирующие приверженность ценностям, которые мы бы ожидали обнаружить у человека, родившегося в 1920 году. Памятники конфедератам оказались не осколком прошлого, не архаизмом, а символом нынешнего поколения. Это, на мой взгляд, заставило продолжить дискуссию о судьбе этих монументов.
М.Г.: То есть, на ваш взгляд, эти памятники представляют опасность?
Ф.Б.: Именно так. И это одна из причин, по которой в Германии, например, хотели снести как можно больше памятников нацистам, чтобы не оставлять фашистам и неофашистам мест, где бы они могли собираться для митингов и демонстраций. По всему Югу США защитники старого образа жизни и южного наследия собираются возле памятников конфедератам. Так что эти монументы не просто занимают место, они действуют.
М.Г. : Можно ли считать снос памятников уничтожением истории?
Ф.Б.: Не думаю, что снос памятников уничтожает историю в серьезном понимании этого понятия. Это только убирает одну форму чтения памяти и позволяет создать другую. Я не считаю, что мы обязательно должны сохранить каждый памятник просто потому, что кто-то когда-то его установил. Добавлю, что есть монументы, например, генералу Роберту Ли в Ричмонде, с которыми у меня нет проблем. Но если жители Ричмонда захотят его убрать – пусть убирают. Надеюсь, статуя не пострадает, потому что имеет историческую и культурную ценность. Было бы хорошо ее сохранить, не в виде мемориала, а как исторический артефакт.
Честно говоря, многие памятники, посвященные Гражданской войне, являются не произведениями искусства, а продуктом массового производства. Так что, думаю, что группе историков, искусствоведов или просто общественности не составит особого труда разобраться и решить: представляет ли конкретный монумент историческую или культурную ценность, и стоит ли сохранить его как исторический артефакт.
Есть парк в Будапеште, где выставлены cнесенные памятники коммунистической эпохи. Я не удивлюсь, если когда-нибудь в будущем кто-то создаст такой парк с разными памятниками конфедератам. Другие могут забрать себе такие организации, как «Сыновья ветеранов Конфедерации» и «Объединенные дочери Конфедерации», и пусть делают с ними, что хотят. На Юге таких памятников тысячи, так что, подозреваю, в ближайшее время будет убрана только небольшая часть из них, скорее всего, наиболее бросающиеся в глаза. Но есть сотни памятников, о которых люди даже не будут подозревать.
Как общество мы имеем право вести дискуссию об этом. Трансформация монументального ландшафта займет столько же времени и денег, сколько заняло его создание, если не больше. Это не значит, что нам не стоит этого делать. Важно, чтобы жители городов имели право решать, чью память они хотят чтить и как должны выглядеть их города.
М.Г.: Почему вам кажется важным сейчас говорить о судьбе памятников конфедератам?
Ф.Б.: Я приведу Северную Каролину в качестве примера. Тут насчитывается около тысячи крупных монументов. Из них около 225 посвящены Гражданской войне – больше, чем какому-либо другому историческому событию, с которым был связан штат. В свою очередь, их них около 215 монументов посвящены конфедератам. Но во время Гражданской войны более четверти жители Северной Каролины противостояли конфедератам, десятки тысяч жителей Северной Каролины воевали в армии Севера. То есть история их участия в Гражданской войне игнорируется.
В Северной Каролине менее 30 памятников афроамериканцам, менее 30 памятников женщинам. В итоге имеется ландшафт, забитый монументами конфедератам, и абсолютно голый в плане почитания памяти женщин, афроамериканцев или, если уж на то пошло, коренных жителей Америки. Можно сказать: почему бы не добавить еще памятников? Но куда мы их поставим? Это можно решить путем сноса памятников конфедератам и создания монументов, которые лучше отображают современное общество.
М.Г.: То есть Вы предлагаете смотреть на памятники в пространстве города не как на что-то статичное, но скорее как на интерактивный ландшафт, который может быть изменен при необходимости?
Ф.Б.: Да, можно думать об этом таким образом: когда люди около столетия назад возводили эти мемориалы в честь Конфедерации, они хотели запечатлеть прошлое в настоящем и передать его будущим поколениям. Почему сейчас мы не можем поступать так же? Мне хотелось бы думать, что у нас сейчас другое представление, как должно выглядеть общество, частью которого мы хотим быть, что мы хотим запечатлевать в памятниках и видеть в будущем. Чтобы использовать общественное пространство, нам нужен к нему доступ. А самые популярные публичные пространства во многих регионах Юга заняты памятниками конфедератам.
Некоторые монументы невероятно эффективны и могущественны. Например, Мемориал Линкольна в Вашингтоне стал святилищем американской демократии. У него есть мощное влияние на целые поколения американцев. Мемориал Вьетнамской войне в Вашингтоне тоже прошел проверку временем, хоть когда-то и считался противоречивым. При этом есть памятник генералу Гранту перед Капитолием, мимо которого постоянно проходят люди, не зная, что он там стоит: этот памятник их не трогает, это просто скульптура.
Есть множество других монументов, которые инертны: они просто стоят и занимают место. Я не говорю, что мы должны их разрушить. Но было бы честным сказать: этот памятник стоит там уже 75 лет, больше он для нас ничего не значит, давайте заменим его на другой, который будет что-то означать не только для нас, но и для будущих поколений – как Мемориал Линкольна.
