В феврале 1986 года советский политзаключенный Натан Щаранский в сопровождении американских дипломатов пересек Глиникский мост, соединяющий Восточный и Западный Берлин. Так для него закончились девять лет трудовых лагерей в Сибири и мрачных холодных камер в Москве.
«Через тринадцать лет после того, как я попросил, чтобы меня лишили советского гражданства, меня, наконец, лишили советского гражданства», – сказал он.
Щаранский эмигрировал в Израиль, где занимал несколько министерских постов, включая должность заместителя премьер-министра. В интервью «Голосу Америки» на полях мероприятий по случаю 100-летия большевистской революции в России, Щаранский вспоминает о своей борьбе с КГБ и призывах к лидерам свободного мира принять эстафету, начатую такими провидцами, как президент США Рональд Рейган и премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, чтобы продолжить наследие демократии.
«По солнцу я определил, что мы движемся на запад»
«Они повезли меня куда-то и не говорили, куда. По солнцу я определил, что мы движемся на запад. Через три-четыре часа стало ясно, что мы пересекли границу Советского Союза. Я потребовал, чтобы мне сказали, что происходит. Это похищение?».
В конце концов, один из сопровождавших его сотрудников КГБ сказал, что советские власти решили, что мои действия «недостойны советского гражданина» и что меня выдворяют.
«Так я понял, что стал свободным», – рассказал Щаранский корреспонденту «Голоса Америки».
Освобождение Щаранского стало результатом переговоров и было осуществлено вместе с обменом шпионами между США и СССР. При этом советские власти хотели держать политического активиста под своим контролем до самого последнего момента, в то время как американцы пытались добиться уступок.
Американская сторона настаивала, чтобы Щаранский пересек мост за полчаса до обмена шпионами, давая понять, что обвинение в «шпионаже на американцев», предъявленное Щаранскому, было безосновательным – он был правозащитником как в день, когда выслушал приговор, так и в день, когда был освобожден.
Щаранский рассказал корреспонденту «Голоса Америки», что, когда он позднее встретился с советским лидером Михаилом Горбачевым, тот пожаловался ему: «Из всех людей, которых вы поблагодарили, вы сначала упомянули Рейгана, потом [советского диссидента Андрея] Сахарова и только в третью очередь меня. Притом, что именно я освободил вас!»
Щаранский настаивал тогда и продолжает настаивать сегодня, что заслуга – в том, что Советский Союз, как и любой авторитарный режим, потерпел крах, в первую очередь принадлежит таким диссидентам, как Андрей Сахаров, который в то время «поддерживал искру свободы».
«Я знаю, что это очень трудно, это требует большого мужества и во многих случаях заканчивается трагически», – говорит он.
Во вторую очередь, считает он, за это следует благодарить таких лидеров, как Рейган и Тэтчер, «которые видели реальную природу режима, и понимали, что это империя зла, которой нужно противостоять и увязывать вопрос прав человека с международной политикой».
«В интересах разрядки, мира и стабильности»
Щаранский признает, что не все лидеры демократических обществ с равным энтузиазмом относятся к задаче поддержки демократических движений в тоталитарных режимах.
Во времена Рейгана и Тэтчер международная политика, большей частью, диктовалась Realpolitik, в основе которой лежала озабоченность обеспечения силового преимущества, а не нравственные цели.
«Хотя это было абсолютно неверно с нравственной точки зрения, хотя это отвечало интересам мира и стабильности, западные общества тогда в основном практиковали политику невмешательства или минимального вмешательства в сферу прав человека», – говорит Щаранский.
Сегодня, по его словам, также существует убеждение, что, возможно, лучше не требовать перемен от диктаторских режимов, которых, как кажется, переубедить нельзя, по крайней мере, извне. В качестве примера он приводит Китай, который «силен или выглядит сильным».
«Происходят ужасные нарушения прав человека, но мир не задает вопросов, потому что у них нет мужества потребовать изменить политику», – говорит он.
У правительств возникла привычка составлять списки «интересов» или проблем, которые «нужно решать в первую очередь», до обсуждения вопросов прав человека, которые часто представляют, как «абстрактные ценности». Такой подход, по мнению Щаранского, который ссылается и на собственный опыт, абсолютно неверен, но, тем не менее, «очень типичен».
Представитель Китая «не был шокирован» вопросом о политзаключенных
В 1997 году, когда Щаранский занимал пост министра промышленности и торговли Израиля, он встретился с приехавшей в страну китайской делегацией.
«Я сказал: “Господин вице-президент, я провел много лет в политической тюрьме. Я знаю, насколько важен был интерес внешнего мира к моей судьбе, поэтому я спрашиваю вас, какова судьба китайских политических заключенных?”» – рассказывает Щаранский.
«Он (вице-президент Китая), похоже, не был шокирован этим вопросом, но наши представители, сотрудники нашего министерства иностранных дел, были абсолютно шокированы. Думаю, после этого появилось какое-то распоряжение, чтобы у меня больше не было встреч с китайскими делегациями: они пытались не допустить, чтобы я снова задавал такие вопросы», – рассказывает бывший советский диссидент.
В конце концов, отмечает он, возможности Израиля по влиянию на поведение правительства Китая ограничены, «но очень важно, чтобы американский президент и лидеры европейских стран на встречах с китайскими лидерами задавали этот вопрос о судьбе диссидентов, и чтобы это было во главе их повестки».
«Я знаю, что сегодня это чаще не происходит, чем происходит», – сожалеет Щаранский.
Наследие Рейгана и Тэтчер
Бывший советский политзаключенный так обобщает наследие Рейгана и Тэтчер и их роль в падении советского режима: «Ваша солидарность с людьми, которые борются за свободу, – это не только ваш нравственный принцип: это также отвечает вашим основным интересам».
А вот его послание новому поколению лидеров: «Чем больше вы понимаете это, и чем больше ваша политика отражает это, тем большее влияние вы сможете оказывать на мир».
Нежелание противостоять авторитарным режимам Щаранский объясняет недостаточным пониманием – из-за обманчивой внешности – того, что происходит внутри этих режимов.
Советологи были неправы
В 1970 году советский диссидент Андрей Амальрик написал книгу: «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Он говорил, что сначала хотел использовать в названии книги 1980-й год, но остановился на 1984-м в знак признательности к эпохальному роману британского писателя Джорджа Оруэлла «1984», в котором описываются ужасы жизни при тоталитаризме.
В отличие от Амальрика «советологи даже за год до распада Советского Союза писали и говорили о прочности советской системы», – говорит Щаранский. Он полагает, что то же самое можно сказать и о других диктатурах.
