Как стало известно вечером 5 июля, председателю Меджлиса крымско-татарского народа Рефату Чубарову не позволили въехать в Крым. Представители прокуратуры Крыма ранее угрожали, что Меджлис может быть распущен. Также ранее было отказано во въезде в Крым лидеру крымских татар – в советское время – известному диссиденту, а сегодня –депутату Верховной Рады Украины Мустафе Джемилеву. Многочисленные международные организации и правозащитники за последние четыре месяца отметили ухудшение положения крымских татар, произошедшее в год печального юбилея: в этом году исполнилось 70 лет с момента депортации татар из Крыма по прямому указанию Иосифа Сталина. Рефат Чубаров дал эксклюзивное интервью «Голосу Америки».
Данила Гальперович: Как вы узнали о том, что вам запрещен въезд в Крым?
Рефат Чубаров: 4 июля мы проводили выездное заседание Меджлиса крымско-татарского народа в Херсонской области. Такая необходимость была обусловлена несколькими причинами. Во-первых, в Херсонской области в населенных пунктах, примыкающих к Крыму, традиционно большая крымско-татарская диаспора. Это те крымские татары, которые в 60-е – 70-е годы пытались возвратиться на свою родину, но их снова выкидывали за пределы полуострова. Они оседали в Херсонской области, здесь порядка 13 тысяч крымских татар живет. Вторая причина была в том, что наш лидер Мустафа Джемилев не может въехать в Крым, потому что ему это не позволяется. Была необходимость, чтобы Мустафа Джемилев тоже участвовал в работе Меджлиса крымско-татарского народа, как делегат Курултая, как наш лидер. После проведения заседания Меджлиса я 5 июля вместе с украинскими коллегами возвращался в Крым. И на контрольно-пропускном пункте, который контролируется российскими военными, по предъявлении паспорта меня попросили подождать. Через некоторое время появилась большая группа людей в штатском во главе с прокурором республики Крым госпожой Поклонской. Мне было зачитано большое, длинное, занудное предупреждение, суть которого сводилась к тому, что моя деятельность и деятельность Меджлиса крымско-татарского народа подпадает под закон России об экстремизме. В общем-то меня предупредили и сказали, что я могу обжаловать это предупреждение в законном установленном Россией порядке. Я думал, что после зачтения мне этого документа я все же смогу въехать в Крым и сказал: «Дайте паспорт, я въеду в Крым, а там посмотрим, что я дальше буду делать с вашим предупреждением». Паспорт мне не возвратили, сказали, что надо еще подождать. Прошло минут 40. В это время происходили какие-то движения вокруг того места, где я ждал. Это было непосредственно на контрольно-пропускном пункте. Подъехал автозак, подобрались какие-то в форме военные, я подумал, что предупреждение, видимо, переформатируется в некое решение о моем задержании. В общем-то, я был готов к задержанию. Коллеги, которые меня сопровождали, передали мне сигареты (я, к сожалению, курю). Но еще какое-то время прошло, и появилась другая большая группа людей во главе с представителями ФСБ, Пограничной службы России. Мне объявили уведомление о запрете на 5 лет для въезда на территорию России.
Д.Г.: Осталась ли у вас какая-то собственность в Крыму, то, до чего вас не допустили, чем теперь вам затруднительно распоряжаться?
Р.Ч.: Я в Крыму проживал с 1968 года. Так получилось, что мои родители – одни из не очень многих, которые смогли прорваться в Крым еще в советское время. Я вырос в Крыму. Я закончил там школу. Там все мои родственники – братья, сестры. Там я работаю. Там земельный участок, на котором я строю дом. Поэтому они просто меня оторвали от родины. Они запретили мне приезжать к маме. Запретили видеться с моими друзьями. И самое главное – они запретили мне служить своему народу, который в большинстве своем находится уже – слава Аллаху! – на своей родине. Они отняли у меня все! Я не просил их, чтобы они пришли в Крым и установили свои порядки, которые позволили им осуществить расправу со мной. Дело ведь не только во мне и не столько во мне. Подобные расправы совершаются и по отношению ко всем другим людям, которые не вписываются в их правовой порядок, который они принесли в Крым силой оружия.
Д.Г.: А насколько российские спецслужбы были вправе (хотя о праве здесь вообще говорить сложно), насколько по своим же правилам они могли вас не пустить в Крым?
Р.Ч.: Дело в том, что даже по законам России, которая сегодня контролирует крымскую территорию, я продолжаю находиться в статусе теперь уже депутата Государственного совета республики Крым. В соответствии со всеми теми законами, которые принимались после референдума, в том числе и то соглашение, тот указ, который подписывал Путин о включении республики Крым в состав России, полномочия депутатов Верховной Рады Крыма были продолжены уже в составе Госсовета. Просто переформатировали название. Разумеется, я на этот Госсовет не хожу. Разумеется, я там не работаю. Разумеется, я его не признаю. Но формально, с точки зрения права, никто меня оттуда не выводил, не исключал и не принимал какого-то решения. В соответствии с Конституцией республики Крым, депутаты Госсовета обладают депутатским иммунитетом. И они, видимо, забыли о том, чтобы хотя бы формально этот момент учесть. Собственно, они совершили преступление, подвергнув меня такому виду наказания, не имея на это формального права.
Д.Г.: Мустафа Джемилев на сессии ПАСЕ в Страсбурге говорил о том, что в Крыму начали исчезать люди, он упоминал как минимум о трех активистах. Вы знаете что-нибудь об их судьбе?
Р.Ч.: С того момента, когда Мустафа Джемилев выступал в Страсбурге, рассказав в том числе и об этом ситуации, мы ничего нового не знаем. Я сам несколько дней назад выступал в рамках Парламентской Ассамблеи ОБСЕ в Баку. Мы проводили брифинг с госпожой Лутковской, омбудсменом Украины, перед депутатами Парламентской Ассамблеи ОБСЕ о состоянии прав человека в Украине и в Крыму. Я еще раз был вынужден обратить внимание депутатов Ассамблеи на то, что в Крым в ходе этих изменений, которые совершились в марте и продолжают решаться, привнесены такие уродливые явления, как похищения, исчезновения и убийства людей. До сих пор мы не знаем обстоятельства смерти Решата Аметова, который был похищен 3 марта. Его труп со следами страшных пыток был найден 15 марта накануне так называемого референдума, в открытом доступе есть видеокадры, как его с центральной площади города Симферополя уводили так называемые силы самообороны. Это казаки – и местные крымские, и ставропольские и краснодарские – которые наполнили тогда Крым. По факту его убийства на сегодня нет никаких окончательных результатов расследования. Потом были похищения и пропажи людей, в том числе вывезли режиссера Олега Сенцова. Этот случай широко известен, он был арестован ФСБ. И последний случай - когда пропали один за одним Тимур Шаймарданов, Леонид Корж и Сейран Зинедин. Это трое молодых людей, которые были объединены одной общественной организацией «Украинский дом». Они все пропали. По ним нет никаких данных.
Д.Г.: Что еще вы можете сказать о положении крымских татар на своей земле в последнее время?
Р.Ч.: Здесь можно говорить бесконечно. Все дело в том, перед каким выбором сейчас стоят люди. Возьмем, скажем, вопросы гражданства. Аннексия чужой территории и, как следствие, ультиматум проживающим на этой территории людям в течение месяца определиться с точки зрения сохранения гражданства прежнего государства, а если – нет, то они все будут объявлены гражданами РФ. Это есть принуждение к изменению гражданства. Люди прекрасно понимают, что в любом государстве существуют определенные различия статуса между гражданином и не гражданином. Не гражданин – это определенное ограничение даже в демократических государствах. И, разумеется, многие люди вынуждены просто получать российские паспорта и находиться в статусе гражданина России. Для того, чтобы стимулировать этот процесс, уже после аннексии Крыма принимались законодательные решения, которые вынуждали людей ускорить получение паспортов. Я просто приведу пример из социальной сферы. Законодательство по оказанию медицинской помощи в Украине и России немножко отличается. В России уже внедрена страховая медицина. Для того, чтобы быть уверенным в том, что при необходимости обращения в медицинские учреждения вас будут лечить, вам надо оформить медицинскую страховку, которая обязательна. Но эта страховка оформляется только лишь гражданам России. Соответственно, я вам привел только один из примеров, когда людей вынуждают брать паспорта. Очень много вопросов, связанных с предпринимательской деятельностью, с деятельностью в сфере СМИ. Все владельцы, учредители, собственники СМИ обязаны зарегистрироваться по законам России. Соответственно, в России собственниками СМИ или их учредителями могут быть только граждане России. Все, что касается перерегистрации предприятий, других объектов, связанных с собственностью, – здесь тоже масса проблем. Все то, что сейчас делается в Крыму, направлено, с моей точки зрения, как минимум для решения двух целей. Первая – чтобы максимальное число людей смирилось с тем порядком, который привнесен сюда Россией. Вторая – чтобы те, кто не смирится, просто покинули эту территорию.
Д.Г.: Что Меджлис как организация, что сама крымско-татарская община может предпринять для выправления ситуации, для своей защиты?
Р.Ч.: Вряд ли я вам скажу что-то неординарное на эту тему, тем более – имея печальный опыт выживания и борьбы за возвращение на родину в советское время. Мы будем и в этих условиях искать и находить формы обеспечения своих прав, сохранения единства, но в то же время мы прекрасно отдаем себе отчет, с какой машиной мы столкнулись. В некоторых аспектах эта машина, с точки зрения жесткости, жестокости, системности превышает, с моей точки зрения, скажем, возможности бывшего СССР и его карательного органа КГБ. Мы исходим из того, что все то, что совершается в отношении крымских татар, в отношении других жителей Крыма других национальностей – это частичка того глобального беспредела, остановить который пока еще международное сообщество не в силах. В то же время мы прекрасно сознаем, что дальнейшее попустительство такому произволу, установление просто принципа права силы – это разрушение международного устройства. Это понимает весь мир, но пока еще, прежде всего, европейские государства не в состоянии найти такие адекватные ответы, которые бы остановили этот произвол. Если мы не решим глобально проблему произвола на уровне одного государства против других государств, то мы не сможем защитить ни индивидуальные права человека, ни права целых народов.
