Суды в Москве в течение трех дней – с 3 по 5 сентября – вынесли несколько приговоров, поразивших своей жестокостью даже тех, у кого не было иллюзий относительно российского правосудия.
К 5 годам заключения приговорили во вторник блогера Владислава Синицу, который 31 июля под псевдонимом опубликовал твит со словами о том, что дети сотрудников правопорядка могут «однажды не прийти из школы». Российскими силовиками эта публикация была расценена как содержащая прямую угрозу, и финансовый менеджер из Подмосковья получил реальный длительный срок за несколько строчек в социальной сети.
Реальные сроки лишения свободы получили 3 сентября и те, кто признал свою вину в применении насилия в отношении полицейских и согласился на так называемый «особый порядок» рассмотрения дела – без исследования доказательств. 25-летний Иван Подкопаев, согласившийся с тем, что 27 июля он распылил перцовый газ в сторону полиции, был приговорен к трем годам колонии общего режима. Данил Беглец, 26-летний предприниматель и отец двоих маленьких детей, также задержанный 27 июля, признал себя виновным в том, что он тянул за руку полицейского – и, несмотря на все просьбы о снисхождении, суд приговорил его к 2 годам заключения.
Вместе с тем, именно 3 сентября стало известно, что Следственный комитет России снял уголовные обвинения с Сергея Абаничева, Даниила Конона, Валерия Костенка, Владислава Барабанова и Дмитрия Васильева, обвинявшихся в «массовых беспорядках» в Москве 27 июля, и попросил перевести из СИЗО под домашний арест студента Высшей школы экономики Егора Жукова и Сергея Фомина – волонтера штаба незарегистрированного кандидата в Мосгордуму, юриста Фонда борьбы с коррупцией Любови Соболь.
На следующий день к заключению были приговорены 28-летний Кирилл Жуков и 48-летний Евгений Коваленко: Жукову дали три, а Коваленко – три с половиной года за действия, которые были сочтены «насилием в отношении полицейских» на акции 27 июля. Оба своей вины не признали.
5 сентября к четырем годам лишения свободы был приговорен Константин Котов – его осудили только за то, что он несколько раз принимал участие в мирных акциях протеста, не согласованных властями. Суд не стал принимать во внимание то, что дело активиста Ильдара Дадина, ранее осужденного по той же статье, в свое время вызвало большое общественное негодование и специальное решение Конституционного суда России.
При этом российская власть не привлекла к ответственности ни одного из полицейских, чьи насильственные действия многократно зафиксированы на видео, а результаты этих действий – переломы, ушибы, сотрясения мозга – удостоверены медиками.
Многих из преследуемых по «московскому делу» защищают адвокаты, связанные с «Агорой» – международной правозащитной группой из более чем 50 юристов, которые часто представляют в российских судах людей, преследуемых по политическим мотивам. Руководитель «Агоры» Павел Чиков в интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказал об особенностях и перспективах разворачивающегося «московского дела».
Данила Гальперович: Можно ли по уже вынесенным приговорам делать выводы о том, как развивается «московское дело»?
Павел Чиков: Есть хорошие новости и плохие. Хорошие новости заключаются в том, что, видимо, на некоем совещании 2 сентября было принято решение заканчивать с делом о «массовых беспорядках», как с очевидно недоказанным. И с этим связано прекращение дела об участии в массовых беспорядках в отношении пятерых человек. В отношении еще одного – Егора Жукова – дело было переквалифицировано, как известно, на «экстремизм». Это не такая хорошая новость как новость о тех, кого вообще отпустили с миром, но все равно лучше, чем было, по двум причинам. Во-первых, то, что ему вменялось, влекло до 8 лет лишения свободы, а то, что ему сейчас вменяется – это статья средней тяжести, до 5 лет лишения свободы. И, во-вторых, следствие вышло в суд с ходатайством о замене для Жукова содержания под стражей на домашний арест. Егор Жуков дома, а не в СИЗО – это хорошая новость. То же самое можно сказать про Сергея Фомина, хотя остаются вопросы с судьбой дела Сергея Фомина.
Плохая же новость – очевидно, часть компромисса заключается в том, что те, кого обвиняют в насилии в отношении полиции, будут сидеть, о чем свидетельствуют четыре приговора по статье 318. Тут мы видим особенности, отсылающие нас к «болотному делу»: Ивану Подкопаеву за распыленный баллончик с «особым порядком» и признанием вины дали три года, и Кириллу Жукову без признания вины – тоже три, как и в «болотном деле», когда те, кто признавал вину и просил «особый порядок», получали либо столько же, либо больше, чем тем, кто реально бился и вину не признавал. Мы бы, конечно, хотели, чтобы вообще этого уголовного дела не было, и даже если бы оно было, то чтобы не было реального лишения свободы. Но «вилка снисхождения», видимо, не предполагает альтернативного лишению свободы наказания, в любом случае – тюрьма, предполагается лишь колебание по срокам в промежутке между двумя и 3,5 годами. Отдельно стоят приговоры Владиславу Синице и Константину Котову, и они тоже – плохая новость.
Д.Г.: Что можно сказать о приговоре Владиславу Синице, насколько он показателен?
П.Ч.: Самое важное в понимании этого приговора – он консолидировал вокруг себя все сословие «силовиков». Власти давно напуганы разного рода социальными волнениями, «арабскими веснами» и «оранжевыми революциями», это главный ночной кошмар политического режима, потому что он понимает, что только таким способом он потеряет власть в итоге. Это внутреннее понимание заставляло их все эти годы накачивать мускулы – много лет уже силовики качают мускулы, всячески их демонстрируют и провоцируют гражданское общество на силовое противостояние. Постоянные провокации и демонстрации этого насилия во всех разных формах – словесных, стилистических, физических – программируют это противостояние. Потому что, когда мускулы накачаны, хочется их все время на ком-то попробовать. Но ровно в тот момент, когда один-единственный человек написал один-единственный коммент, этот коммент дал возможность обрушить на него всю накопившуюся энергию – вот что произошло с Синицей. Фактически, слова Синицы, конечно же, абсолютно очевидно никому и ничем не грозили, он не имел ни такой возможности, ни таких намерений, но эти его слова идеально легли в подтверждение стереотипов внутри силового сословия, легитимирующее все их накачиваемые мускулы: «вот они какие, они готовы наших детей убивать». Поэтому нужен был показательный приговор – и, естественно, никто не может стоять у него на пути.
Д.Г.: 4 года Константину Котову по «дадинской» статье – это знак?
П.Ч.: Это со стороны силового блока такой принципиальный сигнал, который можно читать так: «Несмотря на все ваши скандалы и метания стрел вокруг «дела Дадина» три года назад, несмотря на постановление Конституционного суда, несмотря на отмену приговора, его оправдание и освобождение, мы все равно додавили статью 212.1, и теперь приговор Котову с реальным лишением свободы – это подтверждение первоначального замысла. Все вернулось на круги своя, и все ваши либеральные усилия по торпедированию этой репрессивной статьи Уголовного кодекса успехом не увенчались. Вот вам, пожалуйста, показательный пример». А в Москве еще, как минимум, несколько десятков человек, условно, ходят под такой же статьей. Особенно после летних протестов число тех, кто в случае всего лишь еще одного административного наказания получит риск повторения судьбы Константина Котова, будет насчитывать уже десятки и десятки.
Д.Г. Вы уже привели одну аналогию с «болотным делом» после событий 2012 года. А можно ли говорить об отличиях «московского дела» от «болотного дела»?
П.Ч.: Одно из отличий – в конфигурации сил. Сейчас очень сильно на процесс влияет Росгвардия, которой 7 лет назад просто не существовало. Тогда первую скрипку играл Следственный комитет, который сейчас не совсем первая скрипка, хотя его руками это все делается. Такая роль Росгвардии проявляется неформально, хотя и формально тоже – «потерпевшие» росгвардейцы несут заведомую чушь в судебных процессах, обеспечивая эту роль «потерпевших» в уголовных делах. Еще нужно учитывать психологический момент. 7 лет назад это было после четырех медведевских, более-менее либеральных лет, и это был внезапный холодный душ. А в 2019 году ни у кого никаких иллюзий по поводу возможных репрессий со стороны нынешнего политического режима уже давно нет. Поэтому никого этими приговорами не удивить. И пока нынешний уровень репрессий со стороны полиции не перекрывает уровень насилия в ходе событий лета-осени 2012 года.
Д.Г. Вы сказали, что приговор Владиславу Синице – это, по сути, коллективная месть сословия силовиков. А насколько силовики в «московском деле» едины и выступают как одна группа?
П.Ч.: У меня точно нет ощущения, что силовики являются единой группой, которую можно, действительно, политически определить. Их, конечно, можно называть так через запятую – Росгвардия, МВД, ФСБ, ФСО, ФСИН, Следственный комитет и прокуратура, но это уж абсолютно точно не монолит. Мы не видим, например, в «московском деле» ФСБ, но видим Росгвардию и некоторые подразделения МВД, например, Центр «Э», который оперативно сопровождает 2-й оперативный полк, вместе с Росгвардией бивший людей на летних протестных акциях. Есть, возможно, некий тактический тандем Росгвардии и Следственного комитета, которым нужно компенсировать недавние провалы собственной репутации.
Д.Г. Вы говорите, что в «московском деле» нет ФСБ, но риторика, которая прошла на государственных телеканалах и была подхвачена депутатами обеих палат российского парламента о «внешнем вмешательстве в выборы», характерна как раз для ФСБ, разве нет?
П.Ч.: У меня нет никаких сомнений в том, что дело в отношении Фонда борьбы с коррупцией, связанное с легализацией преступных доходов, было возбуждено на материалах, полученных из Росфинмониторинга, который является, по сути, подразделением ФСБ. Но было ли это сделано по инициативе ФСБ, или Следственный комитет по-партнерски получил эти материалы и попытался продать это Кремлю в качестве «большого заговора внутри страны с финансовой поддержкой извне» — это вопрос. Судя по всему, эта продажа не осуществилась, то есть, не купился Кремль на такой вариант. Но мы не знаем, что сказали в ответ – окончательное «нет» или «вы давайте еще поработайте, поищите, получше попытайтесь подтвердить». Я-то как раз полагаю, что работа по поиску доказательств на самом деле продолжается.
Д.Г.: Сколько адвокатов, связанных с «Агорой», работают сейчас в делах, где люди преследуются за протесты этим летом?
П.Ч.: Если мы говорим про уголовное дело, то наши адвокаты защищают семерых, плюс есть Илья Новиков, который наш партнер. Мы его не называем адвокатом «Агоры», но он выпускник школы «Агоры». И, сверх того, еще 14 адвокатов, которые занимаются административными делами. И еще надо не забывать, что есть уголовное дело о «легализации преступных доходов» в отношении ФБК Алексея Навального, в котором у нас отдельно участвуют три адвоката. Всего, значит, будет 25 адвокатов.
Д.Г.: Есть ли у вас какие-то надежды, что в перспективе будет наказано полицейское насилие, которое было задокументировано в ходе уличных акций 2019 года?
П.Ч.: Когда мы говорим о перспективе, то она зависит от уровня дальнозоркости наблюдателя. Если оценивать перспективу приговоров в отношении бойцов Росгвардии и 2-го оперативного полка ГУ МВД по Москве, то такая перспектива не просматривается. Власть гарантирует неприкосновенность и, судя по всему, «никого не сдадут», именно в таких формулировках они и мыслят. В лучшем случае, могут быть какие-то кадровые перестановки, какие-то служебные проверки, какие-то дисциплинарные взыскания. Не факт, что они будут публичными, хотя возможно и то, что они будут призваны продемонстрировать, что что-то сделано. Но это, в любом случае, будет неадекватно содеянному, потому что на сегодняшний момент зафиксированы 29 случаев насилия на акциях протеста с 27 июля по 13 августа. Эти люди обратились к правозащитникам, их сопровождают юристы, они подали заявления о преступлении в Следственный комитет. Из этих 29 случаев 17 ведут юристы «Зоны права» – это наша организация, которая занимается темой, связанной с полицейским насилием. Еще шесть ведут юристы «Комитета против пыток». Ни по одному из 29 историй нет возбужденного уголовного дела. Перспектива следствия стремится к нулю.
Но наша принципиальная позиция – найти как можно больше людей, которых избили, и всех довести до Европейского суда по правам человека. Первые жалобы туда уже начали уходить летом этого года. Я могу говорить о 17 наших случаях – каждый из них мы доведем до ЕСПЧ. И в этом смысле перспектива более чем просматривается. Я думаю, что в перспективе трех лет у нас будет большое объединенное дело в Евросуде по избитым на акциях протеста. И эти истории, которые произошли летом в Москве, будут рассматриваться, скорее всего, по упрощенной процедуре. Там будут определенные деньги – я думаю, что это будет от 10 до 15 тысяч евро каждому заявителю. Но главное – будет решение международного суда, которое установит систематический и массовый характер применения насилия в отношении протестующих. То есть, через 3-4 года будет несколько десятков решений ЕСПЧ, устанавливающих, что представители российской власти массово и систематически применяют необоснованное насилие в отношении участников мирных собраний. Меня такая перспектива более чем устраивает.
