Двадцать шесть лет назад их было чуть больше семисот человек. Каждый год, в годовщину взрыва на четвертом атомном энергоблоке Чернобыльской атомной станции, они собираются вместе. Сегодня в живых – лишь только каждый седьмой, и на встречу в Киеве пришли далеко не все.
Сегодня наступит завтра
«Нас забирали, как в кино о сталинском времени. В общежитие, где я жил с беременной женой, вечером пришли люди в военной форме, отобрали военный билет, не говоря ни о чем, куда везут и на сколько, согнали вниз, где ждали автобусы. После посадки нас вывезли в штаб гражданской обороны, где сформировали из нас отряды, переодев в военную форму», – рассказывает Русской службе «Голоса Америки» один из тех, кто среди первых в апреле 1986 года оказался у стен разрушенного реактора ЧАЭС.
Его зовут Николай Демьянов. Он был военнообязанным 731 батальона. Ровно полжизни назад он с лопатой в руках и в простой солдатской форме спасал мир от радиации. К 26 апреля 1986 года, когда взорвался четвертый атомный энергоблок на ЧАЭС, ему было полных 26 лет. Николай Демьянов был военнообязанным рабочим киевского завода. А это значит, что по условиям военного времени он должен был встать на защиту Родины. Пусть даже от невидимого врага.
«Нам сказали, что мы действуем по условиям военного времени. Есть приказы – и нужно их выполнять. Тогда не было точной информации, как нужно действовать в зоне радиационного заражения. Нас продержали сутки возле разрушенного реактора, потом, спохватившись, что это может быть опасно, вывезли за несколько десятков километров в поле, где мы поставили армейские палатки, – говорит Николай Демьянов. – В чернобыльской зоне я пробыл с 28 апреля по 9 мая 1986 года».
Его работа, как и большинства двадцатилетних парней, заключалась в том, чтобы загружать песком, доломитом и свинцом специальные емкости под вертолетами. Винтокрылые машины поднимали эту смесь и сбрасывали на разорванный реактор. Но 7 и 8 мая 1986 года перед 731 батальоном была поставлена особая задача. Уже спустя много лет те, кто останутся в живых и будут в госпиталях и больницах бороться за свою жизнь, поймут, что именно 7 и 8 мая стали точкой невозврата для многих их товарищей.
О позабытом подвиге
«Тогда, как вы помните, в почете был патриотизм, не напускная любовь к родине, а мы все комсомольцы и коммунисты, – продолжает рассказ товарища Владимир Резник из 731 батальона. – Накануне Дня Победы приехало большое начальство и сказало, что есть вероятность повторного взрыва. Только уже водородного. Он произойдет, если вся разрушенная платформа четвертого реактора с графитовыми стержнями уйдет в воду, то бахнет так, что снесет не только Киев, а пол-Европы. Помните, мол, о ваших матерях, женах, детях».
Владимир Резник говорит, что многие из них знали, на что идут. «Нас выстроили и объявили – шаг вперед, кто хочет стать одним из двадцати пяти добровольцев для откачки “тяжелой воды” из-под разрушенного реактора. Шагнули все. Оказалось – человек четыреста. Отобрали только самых крепких, как казалось. Люди понимали, что из-под реактора могут не вернуться», – вспоминает Владимир Резник в беседе с Русской службой «Голоса Америки».
Он до сих пор поражается тому, что смог выжить. Ведь более шестисот его товарищей за прошедшие 26 лет умерли от радиации. Владимир Резник говорит, что там, в зоне отчуждения вокруг Чернобыльской атомной станции, в апреле-мае 1986 года никто особо не считал, какая у кого степень облучения.
«К тому же официально нашего облучения, как бы и не существовало. Но я не сомневаюсь, и смерти моих товарищей тому доказательство, что все получили коллективное переоблучение. Это факт. В 1986 году советское правительство отчиталось перед МАГАТЭ, что у нас 256 заболевших лучевой болезнью. Всего через наш батальон прошло больше семи сотен человек», – рассказывает Владимир Резник.
Пропавший батальон
Он считает, что чернобыльская катастрофа была остановлена жизнями десятков тысяч молодых солдат, которые не жалели себя в борьбе с мирным атомом. Судьба большинства из них печальна, как и жизнь самого батальона 731.
«Батальон формировался на основе директивы Генштаба Вооруженных сил СССР 4/190. Похожей директивой наша воинская часть была закрыта и ликвидирована к 2003 году. Мы получили статус ликвидаторов чернобыльской катастрофы, но где мы были, что мы делали, как мы пострадали – этому нет никаких документальных подтверждений», – подчеркивает Владимир Резник.
В годовщину взрыва на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной станции к памятнику ликвидаторам катастрофы в Киеве приходят родные и близкие всех, кто погиб от радиации.
Вера Коломиец стоит в стороне от почетного караула возле монумента ликвидаторам-чернобыльцам. На ее груди медаль «Герой Чернобыля», в руках два красных тюльпана и черно-белый портрет мужчины в траурной рамке. Она рассказывает о своем муже Владимире Коломийце: «Он работал в киевском Институте ядерных исследований. Был ученым-ядерщиком. Когда взорвался реактор, его в первую же ночь забрали в Чернобыль. Что он там делал, он мне не рассказывал – это, говорил, наши дела. Приезжал домой на неделю и снова уезжал на месяц».
От полученной радиации ее муж умер 13 лет назад. Все, чем государство отметило его скромный вклад в изучение последствий чернобыльской катастрофы, была эта медаль на груди его жены. «А еще двойной пенсионный оклад. И больше ничего», – говорит женщина. Она считает, что работа ее мужа помогла уберечь жизни тысячи ликвидаторов – ведь Владимир Коломиец изучал влияние радиации на организм человека. Правда, сегодня, думает жена погибшего ученого, эти знания никому не нужны по причине бедственного положения украинской фундаментальной науки.
«Но это уже другая история», – подчеркивает Вера Коломиец.
Другие материалы о событиях в Украине читайте в рубрике «Украина»
