Глава политического бюро Корпуса стражей исламской революции Ирана Ядолла Джавани заявил, что Иран не собирается вести переговоры с Соединенными Штатами. Это заявление было сделано в ответ на слова президента Трампа о том, что он не против пообщаться с руководством Ирана по телефону. Кроме того, Джавани усомнился в том, что США осмелятся предпринять военные действия в отношении Ирана. О причинах эскалации напряженности между двумя странами в эксклюзивном интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказал спецпредставитель США по Ирану Брайан Хук (Brian Hook).
Данила Гальперович: Какая именно опасность для США исходит от Ирана?
Брайан Хук: Мы действуем согласно заслуживающим доверия данным разведки, которые свидетельствуют об активном планировании Ираном атаки на американские интересы и наших партнеров в регионе Ближнего Востока. Мы приняли меры к тому, чтобы быть готовыми защитить себя в случае, если мы подвергнемся атаке. Мы не хотим войны - президент вчера сказал об этом совершенно ясно. Но также совершенно ясно мы даем понять, что в случае нападения будем защищаться.
Д.Г.: О какого рода атаке идет речь?
Б.Х.: Я не могу раскрывать детали разведданных, которые мы получили, но у нас есть многочисленные и заслуживающие доверия сообщения об угрозах. Мы внимательно их рассмотрели и перегруппировали наши военные силы в регионе, а также увеличили их с целью гарантированной защиты наших интересов и самих американцев, которые находятся на Ближнем Востоке.
Д.Г.: Но речь не идет об угрозе самой территории США?
Б.Х.: Нет, об этом я не слышал.
Д.Г.: Многие страны выражают опасения по поводу роста напряженности между США и Ираном. Объясняете ли вы свои шаги тем, кто уже сделал заявления такого рода - Китаю, России, странам Европы?
Б.К.: У нас недавно состоялось обсуждение с представителями Китая, и мы объяснили им, что не будем больше делать для них исключение из режима санкций в отношении иранской нефти. Пока мы с ними поговорили только об этом, о нефти. Я также регулярно, еженедельно общаюсь с нашими европейскими партнерами, чтобы вместе с ними взглянуть на весь спектр угроз миру и безопасности со стороны Ирана, будь то на Ближнем Востоке, в Европе или где-то еще. То есть, мы ведем активную дипломатию, находясь уже при этом вне ядерной сделки с Ираном. Это дает нам гораздо больше рычагов влияния на угрозы, исходящие от Ирана и упомянутые мной.
Д.Г.: Но Европа и Россия как раз остаются привержены этой сделке и, похоже, не собираются от нее отказываться.
Б.Х.: Мы не удивлены этому, и да, они по-прежнему придерживаются этой договоренности с Ираном. На наш взгляд, эта сделка, скорее, помогала Ирану достичь его целей в ядерной сфере, нежели предотвратить это. Это временная договоренность, и ее срок уже истекает. Планка, которой Иран должен соответствовать, изначально была очень низкой, и когда МАГАТЭ говорит, что Иран соблюдает условия сделки, никого это не должно удивлять, потому что их соблюдать легко. Ирану было позволено сохранить большую часть его ядерной инфраструктуры, ограничения на его ядерную программу начинают сниматься, и на самом деле первые условия сделки начинают прекращать свое действие уже через полтора года – оружейное эмбарго и запрет на передвижение основных иранских террористов: Касем Сулеймани (глава спецподразделения «Аль-Кудс» Корпуса стражей исламской революции) через полтора года уже сможет ездить по миру. Эта сделка была плохой, и выход из нее позволяет нам ввести наши нефтяные и банковские санкции, которые оказывают влияние на иранскую внешнюю политику, влияние к лучшему.
Д.Г.: Взгляд Европы на Иран как-то меняется в результате ваших усилий?
Б.Х.: Европа разделяет наши оценки существующих угроз, однако расходится с нами во мнениях по поводу ядерной сделки с Ираном. Это нормально. На самом деле, наша внешняя политика в последний год была весьма успешной. Два дня назад была годовщина с момента нашего выхода из сделки по ядерной программе Ирана. За это время мы ввели санкции против почти тысячи физических лиц и организаций в Иране. Последствием этих санкций – банковских, нефтяных, всех остальных – стало то, что только в этом году Иран был уже вынужден сократить свои военные расходы на 28 процентов. В прошлом году они сократили эти расходы на 10 процентов. В то время, когда США были участником ядерной сделки, военные расходы Ирана достигли рекордной величины, потому что они освободились от санкций – и начали тратить деньги так, как они всегда это делали: на военных и на финансирование терроризма на Ближнем Востоке. Так что теперь мы в гораздо лучшем положении, и мы усилили дипломатическую изоляцию Ирана – Евросоюз несколько месяцев назад ввел санкции против Ирана, впервые с момента, когда договоренность по ядерной программе Ирана была достигнута. Европа высылала послов Ирана, отзывала своих послов, прекратила безвизовые поездки, а Германия недавно отказала в приеме рейсов «Махан Эйр» – второй по величине авиакомпании Ирана. И это только краткое описание того, что сделала Европа с момента, когда США вышли из сделки с Ираном.
Д.Г.: Еще одна страна, являющаяся союзником США и членом НАТО - Турция - сейчас полностью поменяла свой курс в отношении Ирана, и поддерживает с ним партнерские связи. Вас это не настораживает?
Б.Х.: У нас очень широкий канал связи с Турцией. Мы проводим много времени в дипломатических усилиях на этом направлении. В контексте «иранского досье»: Турция была импортером иранской сырой нефти, но больше таковым не является, потому что мы не продлили исключения из санкционного режима, которые позволили бы туркам продолжать эти закупки. Мы им ясно сказали: «Вы можете либо иметь доступ к финансовой системе США, либо к иранской нефти». Преимущество доступа к американскому финансовому рынку в этой ситуации очевидно.
Д.Г.: Тем не менее, Турция нарастила свои контакты с Ираном, разве нет?
Б.Х.: Да, это похоже на правду, но мы заботимся именно о том, чтобы Турция не импортировала иранскую сырую нефть, потому что эти продажи помогают Ирану финансировать свою военную сферу и управляемые ими силы на Ближнем Востоке.
Д.Г.: США хотят смены режима в Иране?
Б.Х.: Мы бы хотели, чтобы этот режим изменил свое поведение. Будущее этого режима будет определяться иранским народом, не Америке это решать.
Но у нас есть много сфер, в которых мы бы хотели, чтобы иранский режим изменил свое поведение. И того же хочет иранский народ: он хочет, чтобы больше денег тратилось на него, а не на Сирию. Мы тоже этого хотим, мы вообще думаем, что в пожеланиях иранского народа и США много совпадающего. Мы поддерживаем иранский народ в его желании иметь более представляющую его власть.
Этот режим совершил совершенно ужасные вещи в деле представления своего народа на международной арене. Иранцы – наследники великой цивилизации, восходящей к Киру Великому. Но в день рождения Кира Великого иранский режим запрещает своим гражданам посещать его могилу. А вообще этот режим мог бы кое-чему у Кира Великого и поучиться, например – толерантности и заботе о своем народе.
Д.Г.: Россия также жестко оппонирует США в ситуации с Ираном, примерно по той же схеме, как это было в Сирии и в Венесуэле – она наращивает дружеские связи с этой страной и защищает ее на мировой арене. Вы контактируете с российской стороной, чтобы как-то поменять это поведение?
Б.Х.: Я встречался с послом России несколько раз здесь, в Госдепартаменте. У нас происходят регулярные беседы, в ходе которых я разъяснил ему нашу позицию: мы введем санкции против любых действий, которые предусмотрены их условиями. Нам уже пришлось ввести санкции против одной российской организации, которая помогала Ирану в контрабанде нефти на Ближнем Востоке для получения средств на деятельность спецподразделения «Аль-Кудс».
Я думаю, Россия понимает, что мы подвергнем санкциям больше людей и организаций, если они попробуют обойти американские санкции или помочь в этом Ирану. Мы не думаем, что это в интересах России. Я думаю, у нас с Россией есть несколько сфер, где наши интересы пересекаются, и в них мы должны работать вместе, а если разногласия где-то сохраняются, то нужно думать над их преодолением. Россия по-прежнему поддерживает нынешнюю ядерную сделку с Ираном, а мы пытаемся добиться заключения новой сделки – в ней речь должна идти не только о ядерной, но и о ракетной программе Ирана, а также об иранской агрессии в регионе. И это была бы гораздо лучшая договоренность, нежели нынешняя.
