Когда видишь трех жизнерадостных парней, с интересом занимающихся в кружке сценарного дела, трудно представить себе, что за каждым из них тянется шлейф тяжкого преступления. И что им грозит пожизненное тюремное заключение без права досрочного освобождения.
Антонио, арестованный в 14 лет, Хуан, арестованный в 16 лет, и Джарад, арестованный в 16 лет, – необычные герои документального фильма «Они называют нас монстрами» (They Call Us Monsters). Лента режиссера Бена Лира (Ben Lear) выходит на экраны кинотеатров США 20 января – сначала в Нью-Йорке, а неделю спустя в Лос-Анджелесе, Сиэтле, Сан-Хосе, Уилмингтоне, Сан-Франциско, после чего выйдет во всех крупных городах Америки. Телевизионная премьера намечена на май на канале PBS.
Критики называют фильм «тревожным» и «провокативным». Фильм, считает обозреватель влиятельного киноиздания The Hollywood Reporter Стивен Фарбер, «внесет заметный вклад в актуальнейшие дебаты об одной из самых застарелых болячек американского общества».
По законам Калифорнии подростков, совершивших преступления с использованием насилия, можно судить как взрослых. Обычно речь идет об убийствах или покушениях на убийства. Антонио, Хуан и Джарад дожидаются приговора в тюрьме для несовершеннолетних строгого режима Sylmar Juvenile Hall. Для юных заключенных в качестве эксперимента организован класс сценарного дела, которое ведет драматург и режиссер Гэбриел Кован (Gabriel Cowan). Эти трое плюс Даррелл (его вскоре перевели в другую тюрьму) записались в сценарный кружок. Согласно замыслу Кована, их общий сценарий в 10 страниц должен быть написан за 10 занятий и затем снят как короткий фильм с участием друзей и коллег Кована.
Бен Лир окончил Нью-Йоркский университет (NYU) в 2010 году по специальности «композитор». Он написал и исполнил фолк-оперу «Лиллиан» о человеке, который совершает путешествие на огромный искусственный остров в Тихом океане из спрессованного мусора. Бен Лир активно участвует в экологическом движении против загрязнения окружающей среды.
С Беном Лиром по телефону побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Признаюсь, для меня ваш фильм, Бен, был своего рода открытием. Я никогда не думал, что буду симпатизировать людям, совершившим столь тяжкие преступления, как убийство и покушение на убийство. И это чувство возникает как бы помимо воли и вопреки доводам рассудка.
Бен Лир: Да, такая реакция на фильм мною предполагалась.
О.С.: Я знаю, что вы изучали музыку и должны были стать композитором. Как получилось, что вы оказались вовлечены в проект по созданию документального фильма о подростках-заключенных?
Б.Л.: Собственно, кино, создание фильмов – моя первая страсть, которую я ощутил в себе еще ребенком. Но затем увлекся музыкой, поступил в колледж, после окончания его пытался работать как музыкант. Четыре года назад решил написать сценарий. Я заинтересовался тюремной системой в Америке. Через одного знакомого вышел на человека, который вел сценарные классы для заключенных. Он меня пригласил присутствовать на паре таких занятий. И я увидел ребят, которым, так же, как и вы, не мог не сочувствовать. Их, подростков, судили как взрослых и присуждали им пожизненные сроки без права досрочного освобождения. Мне очень захотелось узнать их поближе.
О.С.: Говоря о ведущем сценарного класса, вы имеете в виду Гэбриела Кована?
Б.Л.: Да, мы с ним давние приятели. Мне помогал продюсер Стив Бадник, и мы решили объединить наши усилия. Гэйбу (Ковану) хотелось вести сценарный класс среди заключенных-подростков, а я загорелся сделать на этом материале документальный фильм. Гэйб стал сопродюсером проекта.
О.С.: Поправьте меня, если я неправ, но мне кажется, что сценарный класс в тюрьме – это что-то очень необычное для пенитенциарной системы.
Б.Л.: Это так. Самое близкое к нему – классы поэзии. Гэйб был настроен очень решительно. Он считал важным, чтобы ребята вместе с ним написали сценарий короткого фильма, а потом видели, как на его основе снимается настоящий фильм. У участников класса, по его замыслу, должно было возникнуть ощущение законченности, завершения большого коллективного труда.
О.С.: Тюрьма для особо опасных преступников, где содержатся подростки, совершившие тяжкие преступления, предполагает жесткий режим содержания с массой ограничений. Как шли съемки? Были ли организационные сложности?
Б.Л.: Конечно, очень непростой проект. Но нам повезло – тюремная администрация решила пойти съемочной группе навстречу. Я так это объясняю. Обычно о тюрьмах пресса пишет в сугубо отрицательных, критичных тонах. Почему бы не разрешить съемки фильма, который покажет тюремные порядки, в частности, занятия заключенных с приглашенным педагогом, в доброжелательном свете? Сложности возникали с судьями надзорных инстанций, которые вели дела наших главных героев. Приходилось каждый раз получать их разрешения. Это была долгая бюрократическая морока.
О.С.: А самую эту троицу заключенных, Антонио, Хуана и Джарада, вы выбрали по какому-то принципу?
Б.Л.: Не мы их выбирали, а судьи. Первоначально мы подали запрос на 15 подростков, которые ожидали приговора в этой тюрьме и записались в сценарный класс. Нам разрешили пятерых, а к занятиям приступили четверо. Один из них, Даррелл, после второго занятия был переведен в другую тюрьму. Так и остались те трое, которых вы видите на экране. Оказалось, что это число, трое, оптимально для создания доверительной атмосферы во время съемки, для более близкого знакомства с каждым из них.
О.С.: И, конечно, главный вопрос возникает почти сразу: надо ли давать этим преступникам второй шанс? И сразу же второй: есть ли разница между преступником-подростком и преступником-взрослым, и следует ли юных подсудимых карать с той же строгостью закона, как и взрослых?
Б.Л.: Я не хотел ничего навязывать, поверьте мне. Я знакомлю зрителя максимально подробно с каждым из этой троицы, с их взглядами и характерами, с их родными, с их выжившими жертвами, с родными убитых ими жертв, а также с той эмоциональной дискуссией, которая идет в Калифорнии по поводу жестокости и соразмерности приговоров для тинейджеров, совершивших особо тяжкие преступления. А уж выводы пусть делает зритель.
О.С.: Вы рассматриваете судьбы этих ребят в контексте давно идущей юридической дискуссии. Надо ли несовершеннолетних преступников судить как взрослых? Надо ли давать шанс приговоренным к пожизненному заключению выйти из тюрьмы? Об этом говорят с экрана адвокаты и прокуроры, судебные эксперты. То есть ваша картина – тоже аргумент в этом споре...
Б.Л.: После тридцати лет целенаправленного ужесточения наказаний для несовершеннолетних наметились сдвиги к некоторому ослаблению, снижению сроков. Эта тенденция коснулась именно того типа преступников, которых я показываю в фильме. Важны открытия ученых, которые доказали, что мозг подростка физиологически отличается от мозга взрослого человека, что юный человек совершенно по-иному оценивает риски, последствия того или иного поступка. Знание, понимание имеют каскадный эффект. Наш фильм, надеюсь, также стимулирует более глубокое понимание проблемы, причем не только у широкой публики, но и у юридической общественности. Не могу не заметить, что с приходом новой администрации в Вашингтоне можно ожидать откат в этом плане, и тем более важно усилить давление на калифорнийскую легислатуру.
