Популярная американская телепрограмма «60 минут» назвала Вольфганга Бельтракки «мошенником эпического масштаба», а вместе с женой – «Бонни и Клайдом арт-мира». Новый документальный фильм «Бельтракки: искусство подделки» (Beltracchi: The Art of Forgery) вышел на этой неделе в киноцентре Film Forum в Нью-Йорке, после чего будет показан в других городах США.
Его настоящее имя – Вольфганг Фишер. Бельтракки он стал, взяв звучную фамилию своей жены Хелены. На протяжении примерно 40 лет этот энергичный немец, бывший хиппи и бонвиван, с помощью жены, при содействии ее сестры и одного старого друга создал и продал сотни подделок произведений живописи и графики. За три дня он написал фальшивую картину Макса Эрнста, за которую коллекционер заплатил 5 млн долларов. Его «жертвами» стали Фернан Леже, Рауль Дюфи, Генрих Кампендонк, Жорж Брак и другие выдающиеся живописцы европейского авангарда первой трети 20-го века. В 2011 году Бельтракки был арестован и предан суду.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал в день премьеры по телефону с автором сценария, режиссером и продюсером фильма Арне Биркенштоком.
Олег Сулькин: Ваш отец был адвокатом Бельтракки. Вам это помогло установить с ним доверительный контакт?
Арне Биркеншток: Хочу подчеркнуть, что мой отец был его адвокатом только во время уголовного процесса. Когда суд закончился (Бельтракки был приговорен к 6 годам тюрьмы. – О.С.), их сотрудничество прекратилось, а его защитой в последовавшем гражданском процессе занимался другой адвокат. Но, конечно, личный контакт помог мне разговорить Бельтракки и заручиться его благорасположением. Правда, без конфликта не обошлось.
О.С.: А в чем он заключался?
А.Б.: Бельтракки требовал права окончательных поправок к фильму, чего я не мог ему позволить. Это мой фильм. И точка.
О.С.: Почему он согласился сниматься? Ведь он мог в порыве откровенности сказать что-то опасное для себя.
А.Б.: Посмотрите на него, он не производит впечатление застенчивого человека. Любит говорить о себе, любит прихвастнуть. Он снялся у меня, участвовал в нескольких ТВ-шоу. Теперь, когда суды и тюрьма позади, он рисует картины, подписывая их своим именем, и продает. Для него участие в съемках было продуманным пиаром.
О.С.: Вас это все не беспокоило?
А.Б.: Для меня главным было, что он откровенен. Для одних он мошенник, преступник, промышлявший подделками, для других – обаятельный, одаренный и ироничный провокатор. Для арт-мира он – проклятье и кошмар, но для меня, как кинодокументалиста – сущая находка.
О.С.: Как бы вы охарактеризовали подделки, выходившие из-под его кисти?
А.Б.: Имитация стиля. Бельтракки не копировал существующие картины мастеров. Какой смысл? Оригиналы слишком известны. Он вдохновлялся стилем того или иного художника и создавал вещи в их манере. Предварительно изучив досконально их творчество, он как бы заполнял лакуны, рисуя воображаемые недостающие звенья в их художественной эволюции. Он не предлагал свои подделки на обочинах мирового арт-рынка, где-нибудь в Аргентине или Китае, он дерзко выходил с предложениями на самые главные аукционы – в Лондоне, Нью-Йорке, Париже.
О.С.: Наверное, нужен определенный талант, чтобы написать картину, которую от оригинала не могут отличить даже опытные эксперты.
А.Б.: Я с вами частично не соглашусь. Одно дело – искусство, другое – ремесло. Выдающийся художник открывает миру что-то новое. Ремесленник прилежно копирует и имитирует это новое, уже открытое, уже подробно изученное и прокомментированное. Ничего новаторского в этом повторении нет. Малевич первым нарисовал черный квадрат. Его могут нарисовать очень многие, но он был первыми, это-то и ценно.
О.С.: Вы подробно показываете лабораторию Бельтракки: как он покупает на «блошином рынке» старинные холсты, счищает краски, рисует, просушивает и «старит» картину с помощью утюга. Не было опасений, что кто-то вдохновится его методом и пойдет по пути изготовления подделок?
А.Б.: Да, это может вдохновить будущих мошенников. С другой стороны, это же может помочь тем, кто их отслеживает и ловит. Но мне было важно пригласить зрителя в святая святых изготовителя фальшивок и показать наглядно, как это делается, шаг за шагом. Бельтракки виртуозно облапошивал экспертов аукционов, придумывая «провенанс» своим подделкам и изготовляя весомые свидетельства надежности этого «провенанса» вроде якобы старинной фотографии, где фоном – «картины» из «семейной коллекции».
О.С.: Вас не удивило, как легко Бельтракки удавалось обмануть арт-экспертов, консультантов аукционов и маститых собирателей живописи?
А.Б.: Для меня эта поразительная легкость стала подтверждением их невероятной алчности. Рынку позарез нужен товар, всплывающие из небытия картины. Хотя по логике берущиеся неизвестно откуда «шедевры» должны восприниматься с большим подозрением, а их провенансы тщательно проверяться. Послушайте, вдруг на рынок вбрасываются несколько неизвестных картин выдающихся мастеров, одни шедевры, причем ни одна из картин не включена ни в один каталог, не продавалась ни разу на аукционах, не упоминается ни в одной книге. Разве это не причина повысить планку бдительности? Но рынок легко проглатывал наживку, и подделки разлетались по свету за большие деньги.
О.С.: Несколько удивляет, что осужденный Бельтракки спокойно разгуливает по улицам, как показано в вашем фильме. С экрана звучит выражение «открытая тюрьма» (open prison). Что это за тип наказания?
А.Б.: В Германии практикуют мягкий тип отбытия наказания в ряде случаев, неопасных для общества. «Открытая тюрьма» – что-то аналогичное американскому halfway house (дома интернатского режима, куда помещают отбывших часть срока заключенных или прошедших курс лечения наркоманов. – О.С.). Да, я понимаю ваше удивление. Но у нас в Германии нет такой жесткости в системе наказаний, как в США, где тюрьмы забиты, а уровень преступности не снижается. В Германии считают главным не тяжесть наказания, а создание условий для скорейшей реинтеграции заключенного в нормальную жизнь. Не забывайте, что и Бельтракки, и его жена отсидели по полтора года до суда. Кроме того, у них конфискована недвижимость, сбережения, ценности, и они по решению гражданского суда продолжают выплачивать денежные компенсации пострадавшим от их мошенничеств.
О.С.: Выявлены и преданы гласности примерно 60 случаев подделок Бельтракки. А всего их около 300. Какова же судьба остальных?
А.Б.: Сложно сказать. Они куплены и канули в неизвестность. Многие продажи аукционы совершают анонимно и не идут на сотрудничество. Остается ждать, когда эти картины снова выплывут на поверхность.
О.С.: Почему такие люди, как Бельтракки, нередко вызывают симпатию?
А.Б.: Во-первых, он не забирал последние деньги у старушки-пенсионерки. Он обманывал очень богатых людей, чему многие аплодируют. Вызывают восхищение его виртуозность и ловкость. Кроме того, его успех подтверждает массовый скепсис в отношении современного искусства, которое по технике порой гораздо примитивнее творений старых мастеров.
О.С.: Понравился ли Бельтракки ваш фильм?
А.Б.: Нет. У него была другая концепция. Он хотел, чтобы я показал его как гения. Он все любит контролировать. Но я ему это не позволил.
О.С.: Вы выступили продюсером документальной ленты «Московские процессы» (Moscow Trials), где, в частности, речь шла о панк-группе Pussy Riot. Собираетесь что-то еще снимать на русскую тему?
А.Б.: Пока не знаю. Я еду в Россию осенью на кинофестивали в Благовещенске и Перми. Буду показывать картину о Бельтракки, и еще одну – детскую – про девочку, которая хотела подружиться со слоненком. Я играю на аккордеоне и заметил по предыдущим поездкам в Россию, что это мне здорово помогает устанавливать дружеский контакт.
