Пытки женщин-заключенных в Беларуси: свидетельство пострадавших

На заседании Комитета Европарламента по правам женщин и Делегации по связям с Беларусью выступила Главный редактор портала Charter97.org Наталья Радина, которая рассказала, как в белорусских тюрьмах пытают женщин-заключенных.

Обращаясь к депутатам Европарламента, Радина подчеркнула: «Женщина всегда более уязвима в тюрьме. И по естественным физиологическим причинам, и психологически. Зная это, в тюрьмах их пытают особенно изощренно. Цель — унизить, растоптать достоинство, сломить волю».

При этом, сложно сказать, сколько сейчас среди белорусских политзаключенных женщин, на настоящих момент известны имена около 200 человек. Среди них есть и многодетные матери, и пенсионерки, и те, кто постоянно нуждается в медицинской помощи. А среди предъявленных им обвинения: «измена государству», «оскорбления Лукашенко», «терроризм» и «заговор с целью захвата власти».

Свое выступление Радина завершила так: «Многие из них передают при любой возможности одни и те же слова: "Боритесь за нас. Спасите нас". И мы должны бороться. Должны спасать. Нелегитимный преступный режим Лукашенко должен понести ответственность за эти преступления против человечности. Я призываю усилить санкционное давление на диктатуру. Введенные ограничения против режима — малоэффективны и недостаточны. Если каждый из нас сделает все возможное, чтобы помочь этим людям, мы их спасем».

«Протестный потенциал копится, и рано или поздно он выйдет наружу»

В беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» Наталья Радина вспомнила, что во время ее ареста условия содержания в тюрьме (2010–2011 гг.) тоже были очень жесткими? «Я когда-то написала даже статью "Пытки в ШТАЗИ и КГБ" и проводила сравнительный анализ – все было очень похоже. Тюремщики всегда оказывают серьезное давление на женщин, прекрасно понимая, что мы физиологически и психологически более уязвимы чем мужчины».

Условия в тюрьме белорусского КГБ, когда ее туда посадили, специально были сделаны наиболее жесткими. Радину поместили в камеру без спального места, она спала на полу на досках в зимние месяцы. «В камере не было туалета, и я практически перестала пить воду, поэтому у меня начались серьезные проблемы со здоровьем – мучили дикие боли, мне даже трудно было сидеть. Постоянный холод и отсутствие горячей воды, полная изоляция – никаких писем от родных, нет газет и телевизора. Отсутствие медицинской помощи, несмотря на проблемы, которые неизбежно возникают со здоровьем в этой ситуации», - поделилась она воспоминаниями.

Наконец, начальник тюрьмы КГБ Алексей Орлов прямым текстом сказал Наталье Радиной, что поскольку она отказывается идти на сотрудничество со следствием, то силовики сделают все, чтобы она потеряла здоровье, и у нее никогда не было бы детей. «Этот Орлов тогда участвовал в пытках в отношении политзаключенных. И, собственно, то, что происходит сейчас и то, что происходило, начиная с тюрьмы на "Окрестина" с августа 2020 года и то, что сейчас продолжается в белорусских колониях и тюрьмах в отношении женщин – в принципе одно и то же», - продолжает главред портала Charter97.org

По ее свидетельству, в тюрьме на «Окрестина» девушки находились от 10 до 30 суток в перенаселенных камерах, при этом в четырехместную камеру могли посадить до 36 человек. У них не было никаких гигиенических принадлежностей, гигиенических прокладок, мыла, зубной щетки, зубной пасты. Заключенных практически не кормили и даже не давали воду. «У нас были свидетельства бывших политзаключенных, что тогда на "Окрестина" охранники ради забавы заставляли женщин в камерах раздеваться донага. Засвидетельствованы случаи изнасилования женщин в тюрьме на "Окрестина", и эти факты есть в докладе спецдокладчика ООН по Беларуси. Ситуация тяжелейшая, потому что женщин постоянно подвергают давлению, прессингу в том числе используя других заключенных, которых заставляет это делать администрация тюрьмы», - утверждает собеседница «Голоса Америки».

По словам Натальи Радиной, были случаи, когда охранники избивали женщин в колониях. Их постоянно помещают в штрафные изоляторы, при этом западные политики, с которыми ей доводилось общаться, зачастую не понимают, что такое ШИЗО. «Это каменный мешок куда помещают человека, там нет окон, нет возможности отдыхать днем – можно только стоять или сидеть на протяжении всего дня, без одежды – женщину одевают в тонкую робу. Нельзя с собой брать предметы гигиены, только зубную щетку, полотенце и мыло. В камере нет воды, нет туалета, и выводят в туалет один-два раза в день. Полная изоляция – нельзя брать книги, бумагу и ручку. Некоторые люди в ШИЗО просто сходят с ума. Даже мужчины-политзаключенные говорили, что очень тяжело пробыть в ШИЗО более 10 суток», - рассказывает она.

Активистка гражданской кампании «Европейская Беларусь» Полина Шарендо-Панасюк за последние 10 месяцев провела в ШИЗО 200 суток. Белорусские политэмигранты постоянно о ней говорят, так как ситуация у Полины просто катастрофическая – при росте 175 см она весит около 50 кг, и она «фактически превратилась в скелет».

«Так что ничто практически не меняется, а если меняется, то в сторону еще большего ужесточения условий», - считает Радина.

При этом она уверена, что ее соотечественники не смирились, и они по-прежнему ненавидят режим Лукашенко, хотя сегодня это крайне опасно демонстрировать. «За любое открытое выступление против режима Лукашенко (я даже не говорю об акциях протеста) – какая-то ленточка, национальные цвета в одежде, наклейка, слово, сказанное в публичном пространстве – все это может обернуться тюрьмой на много лет. Даже в социальных сетях у нас уже люди бояться ставить лайки и делиться постами, потому что за это уже сажали на 5–6 лет. Протестный потенциал копится и рано или поздно он выйдет наружу, но не сейчас, должен наступить момент», - подытоживает журналистка.

«Был только один охранник, который разговаривал с нами нормально»

Собеседница корреспондента Русской службы «Голоса Америки», представившаяся как Наталья, рассказала, что 19 августа прошлого года к ней домой пришли сотрудники правоохранительных органов, которые сказали, что на нее поступила ориентировка и велели ехать с ними. «Когда меня привезли на "Окрестино", я еще не знала, какая у меня будет статья, а после "Окрестино" адвокат мне сказала, что у меня будет 342 статья, часть 2 ("Неоднократное нарушение порядка организации или проведения массовых мероприятий наказывается арестом, или ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на тот же срок" – А.П.).

«Эти 15 суток проходили весьма незатейливо, - вспоминает она. – Наша камера была на двоих человек, но в ней находились шестеро. Там в камерах постоянно горит свет днем и ночью, охранники каждые двадцать минут стучали по дверям камеры металлическими палками, и нормально уснуть было невозможно. Я все это время спала на полу, у нас не было матрасов, одеял, подушек, постельного белья, полотенец. Не было ни зубной пасты, ни зубных щеток. На всю камеру у нас было несколько кусков туалетной бумаги и обмылок хозяйственного мыла размером, наверно, в четверть нормального куска. Мылись водой из-под крана и пальцем зубы чистили, и на этом заканчивалась вся гигиена».

Когда же Наталья попросила прокладки, ей принесли маленький комочек ваты. «Если кто-то из девочек умудрялся принести какие-то вещи из дома, эти вещи в камеру не давали. За две недели нас ни разу не мыли, это было лето, стояла жара, и нам приходилось снимать с себя по одной вещи и стирать их кусочком мыла. Сушили мы вещи на пластиковой бутылке с горячей водой, прогулок у нас не было. В камере было полно клопов. Два раза в сутки – утром и вечером проходили обыски. На "Окрестино" был только один охранник, который разговаривал с нами нормально, остальные постоянно орали на нас матом и всячески оскорбляли», - добавила она.

После 15 суток, проведенных в «Окрестино», Наталью увезли в тюрьму на «Володарку». Здесь уже была матрасы, оделяла и подушки, но все постельные принадлежности были старыми и буквально рассыпались на части. «Но все-таки, это лучше, чем спасть на голом полу. И с гигиеной здесь было получше – нас раз в неделю водили в душ. В камере нас было восемь человек и нам давали 10 минут на то, чтобы раздеться, помыться, вытереться и одеться», - поделилась воспоминаниями Наталья.

В этой тюрьме разрешались передачи из дома, и можно было получить зубную пасту и щетку.

В общей сложности женщина провела в заключении 76 суток. «Я участвовала практически во всех маршах, и когда я находила через телеграм-каналы информацию о том, где какие мероприятия проходят, я старалась там быть. Тогда людей уже задерживали, и я осознавала все риски для себя», - продолжила гражданская активистка.

Наталья не знает точно, как белорусские силовики «вышли» на нее, и предполагает, что поводом для задержания стал чей-то донос. «В Instagram я открыто выражала свое отношение к войне в Украине, у меня висел пост "Нет войне!", и, может быть, кто-то решил, что меня нужно проверить. После задержания у меня отобрали мобильный телефон и просмотрели фотографии», - рассказала она.

Наталью выпустили в зале суда после того, как ее приговорили к трем годам «домашней химии». «Это такой вид ограничения свободы, когда ты можешь жить дома, ходить на работу, но в строго ограниченное время. К тебе приходят омоновцы с проверками вечером и даже ночью, ты должен находиться дома и никуда не выходить по выходным. С 6 утра до 7 вечера я могла быть на работе, ходить по магазинам и делать остальные дела, а после 7 вечера я должна была быть дома. Дважды в неделю по утрам нужно было ездить в РУВД отмечаться и слушать там воспитательные лекции», - поясняет Наталья.

В настоящее время гражданская активистка и ее дочь находятся в Литве. На вопрос о том, как ей это удалось, Наталья кратко ответила, что уехала через Россию, и что весь путь от ее дома до нынешней страны пребывания занял у нее два дня. В Вильнюсе она каждые выходные приходит на площадь Винцаса Кудирки, что в самом центре города, и участвует в пикетах, устраиваемых переехавшими сюда белорусскими оппозиционными активистами.

«Я подтвердила, что ходила на марши протеста, поскольку считаю несправедливым все, что у нас происходило в 2020 году»

Еще одна политическая эмигрантка из Литвы подтверждает слова предыдущих собеседниц Русской службы «Голоса Америки». Прежде всего, Ольга отметила, что настоящих причин своего ареста она не знает, и, очевидно, не узнает уже никогда. «К нам пришли домой в районе семи часов утра. Мы еще спали, но они стучали в дверь очень громко, и мы еще подумали, что это были строительные рабочие, потому что в нашем доме шел капремонт», - рассказала она.

Но оказалось, что этот были вовсе не строители, а сотрудники СОБР (Специальный отряд быстрого реагирования) и ГУБОПиК (Главное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией МВД РБ), которые буквально ворвались в квартире с оружием. «Их было человек десять, они быстро разбежались по всей квартире, приставили оружие к голове мужа, но, как оказалось, пришли конкретно за мной», - продолжила Ольга. Мелких деталей этого происшествия она не помнит, потому что была в шоке от происходящего. Силовики спрашивали, была ли она на протестных митингах 2020 года, хотя с того времени прошло около полутора лет.

У Ольги и ее мужа отобрали мобильные телефоны, и нашли в разделе пересылаемых файлов фотографию, где они стоят на тротуаре с бело-красно-белым флагом. После этого силовики пригрозили обыском и предложили добровольно сдать вещи с оппозиционной белорусской символикой.

В результате в квартире гражданской активистки были найдены флаг, стикеры и письма политическим заключенным.

После обыска женщину и ее мужа увезли в следственный изолятор и позже им были предъявлены обвинения по статье 342, часть 1 УК РБ («Организация групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок и сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекших нарушение работы транспорта, предприятий, учреждений или организаций, либо активное участие в таких действиях при отсутствии признаков более тяжкого преступления»), по которой предусматривается ограничение свободы на срок от двух до пяти лет, или лишение свободы на срок до четырех лет.

При этом формальным поводом для этого стало обвинение со стороны государственного предприятия «Минсктранс» в том, что данная супружеская пара, якобы, перекрыла трассу и мешала движению общественного транспорта. В результате Ольга провела 10 суток на «Окрестино» и около пяти месяцев на «Володарке». При этом она не считает, что попала в тюрьму случайно: «Я подтвердила, что ходила на марши протеста, поскольку считаю несправедливым все, что у нас происходило в 2020 году, и хотела мирным путем подчеркнуть свою гражданскую позицию. И письма заключенным я писала еще до того, как они были осуждены, хотя следствие меня упрекало в том, что я поддерживаю "террористов" и "экстремистов", но я их таковыми не считаю»,

Ольга добавила, что, когда ее уводили из дома, она захватила с собой так называемый «тревожный чемоданчик» с прокладками, сменой белья и другими гигиеническими принадлежностями. «На "Окрестино" с меня сняли всю одежду и заставили присесть – через эту процедуру проходят все. Но после этого мне не отдали ничего из того, что я захватила из дома. А у меня как раз начались месячные, поэтому я буквально упросила, чтобы мне позволили взять двое чистых трусов, и после этого мне в камере все завидовали, говоря, что я счастливый человек.

Но мне не разрешили взять ничего из теплых вещей, а ведь стоял декабрь, начались сильные морозы и был жуткий холод», - вспоминает Ольга.

В результате и она сама, и ее сокамерницы заболели, при этом в двухместной камере находилось от восьми до десяти человек. Условия содержания были такими же, как у Натальи – дважды в сутки проходили обыски, ночью спать приходилось урывками, а днем спать не разрешалось вовсе. «Наверно, на "Окрестино" были самые жуткие условия. К нам подбрасывали то бомжиху с педикулезом, то наркоманку с туберкулезом, и все девочки, которые были в камере, думали, что с этим делать. Из так называемых удобств у нас была только горячая вода, и мы набирали горячую воду в пластиковые бутылки, и засыпали в обнимку с ними, чтобы спастись от холода. На "Володарке" было чуть попроще, потому что перенаселенности в камерах не было - если камера рассчитана на восемь заключенных, то их столько и было. Раз в день можно было выходить на прогулку минут на 30–40, если на это была согласна вся камера. Мы этого ждали, как глоток свежего воздуха в буквальном и переносном смысле», - откровенно рассказывает Ольга.

Следствие по ее делу длилось пять месяцев, затем состоялся суд. Ольге были предъявлены два выхода на протестные акции, и она, подобно Наталье, получила три года «домашней химии». Не раскрывая подробностей того, как ей удалось усыпить бдительность сотрудников МВД Беларуси, Ольга завершила свой рассказ словами: «Сейчас я в Литве».