«Они вспоминают о демократии, лишь оказавшись в опале», – так публицист Александр Скобов прокомментировал заявление московского мэра, утратившего президентское доверие. И заострил свой тезис, призвав на помощь слово художественное: «Возмущение подлыми методами расправы – это возмущение благородного дона тем, что с ним поступили не как с благородным доном».
«Благородный дон» – это, разумеется, не об Испании, а о той далекой планете, на которой братьям Стругацким пришло когда-то в голову разместить образцовое гнездо тоталитаризма, слегка задрапировав его на кастильский манер. Под стать драпировке и политический диагноз (сегодняшний): «Вассалов больше нет. Есть только подданные. На смену раннему феодализму пришел абсолютизм».
Наступление на баронскую вольницу? Если так, то не в одной лишь столице. «Пока Лукашенко не отказался признавать Абхазию и Южную Осетию, в Москве считали: мерзкий, но свой, из такого можно веревки вить», – так определил сущность уже другой нынешней распри – российско-белорусской – Александр Бунтман. «Как-то не приняв во внимание, – напомнил журналист, – что ныне поливаемый Лукашенко – наш единственный крупный вассал в Европе – это хитрый и самостоятельный политик. Вот и вспыхнул конфликт».
А московские перемены? «Ни демократии, ни федерализма не было и раньше, – констатирует Скобов. – Был ранний феодализм. И Лужков больше других сделал для утверждения этого феодализма». Примеры? «Я прекрасно помню, – вспоминает профессор Высшей школы экономики Овсей Шкаратан, – как в девяносто третьем Аркадию Мурашеву было поручено создать офицерские отряды, которые были разосланы по районным советам Москвы – с очевидной целью». «Людей, – рассказывает социолог, – разгоняли прикладами. А ведь это были новые посткоммунистические советы, объединявшие демократов – не очень организованных и, увы, политически малограмотных».
Итак, фонари в тылу. А пресловутый популизм, призванный обеспечить поддержку масс? Увы, и на него чрезмерных надежд вассалам возлагать не приходится, считает известный московский историк и этнограф Юрий Семенов: «Конечно, в данном случае это, так сказать, популизм дел, а не просто слов. Но многое его обесценивает – взять хотя бы бизнес Батуриной». «Не забудем забывать, – продолжает Семенов, – что 80 процентов населения страны – бедняки».
Вспоминают эксперты и о другом. «Те три вещи, которые в Москве ценятся выше всего, – бесплатная приватизация жилья, бесплатный проезд для пенсионеров по городу и надбавка на дороговизну к пенсии, – все это инициативы Гавриила Попова, – подчеркивает Овсей Шкаратан. – Лужков здесь ни при чем. Потом он добавлял, но, повторяю, инициатива исходила не от него».
Почему же президентское доверие Лужкову упало до нулевой отметки именно в последние недели? «Несколько миллионов избирателей, которых надо контролировать, – вот в чем дело, – убежден Юрий Семенов. – Ведь надвигаются выборы, и к ним надо подготовиться, причем загодя. Этим и объясняется судьба Лужкова, а до него – Шаймиева, Рахимова и Илюмжинова». «Лужков представляет собой такую ветвь олигархии, которая наиболее непорядочна и грязна, – считает Овсей Шкаратан. – и приличный человек – президент – нанес удар не просто по Лужкову, а по коррумпированной части нашего бизнеса. Ведь еще в ноябре девяносто первого московские биржевики просили формирующееся правительство Гайдара: освободите нас от мертвящего давления Лужкова!»
«Впрочем, – продолжает социолог, президенту нужен и мэр, который ответственно подготовит город к выборам. Вот президент и выразил недоверие». «Характерно, – продолжает Шкаратан, – что Путин до сих пор высказывается о Лужкове весьма аккуратно. Ничего подобного высказываниям Медведева!»
Можно ли в данном случае говорить о позиции правящего тандема? «Если, – отвечает московский социолог, – речь идет не только о личных взаимоотношениях, но также о группах экономических интересов, то дело обстоит так: Путин по-прежнему защищает олигархов, контролирующих добывающие отрасли. И немудрено: ведь это – 85 процентов российского экспорта. Остальное приходится на долю Медведева – сделавшего ставку на высокие технологии».
Какое место займет эта система в классификациях будущего? «Это госкапитализм, – считает профессор Оксфордского университета Арчи Браун (Archie Brown), – корпоративная структура, в рамках которой государство прежде делило власть с крупными финансовыми группами. А потом роль олигархов существенно уменьшилась. Но вот что любопытно: в Китае, который формально остается коммунистическим, рыночная экономика развивается куда более успешно. Слишком уж полагается Россия на свою добывающую промышленность...»
Итак, 85 процентов экспорта. Как же организован этот «сегмент» российской экономики? Как обеспечиваются его интересы? Вот что ответил на эти вопросы профессор московской Высшей школы экономики Овсей Шкаратан в интервью корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
Алексей Пименов: Итак, что же скрывается за этими 85-ю процентами?
Овсей Шкаратан: «Газпром» плюс восемь вертикально организованных нефтяных корпораций, во главе которых стоят ведущие политические руководители страны. В основном они родом из органов безопасности... из милиции по-моему, никого нет.
А.П.: Представим себе, что через много лет с другой планеты прилетает исследователь и обнаруживает в источниках термин «Газпром». Как бы вы объяснили ему, что это такое?
О.Ш.: Ведущая экономическая корпорация России – в финансовом и политическом отношении наиболее ощутимая в жизни страны.
А.П.: Кому она принадлежит?
О. Ш.: А вот этого никто не знает. Формально контрольный пакет акций у государства. Но как на самом деле распределяются акции? Это самая закрытая корпорация в России. Есть предположение, что она в огромной степени принадлежит руководителям страны.
Напомню, что до прихода на пост президента во главе Газпрома находился Медведев. Вот, кстати, немаловажная деталь: Газпром обещает, что вот-вот начнет поиски новых газовых провинций и развернет добычу газа на новых местах. Но этого не происходит, и «Газпром» укладывается в очень скромные налоговые суммы – во много раз меньше, чем то, что платят нефтяники.
А.П.: Вот ваша формулировка: «Газпром» в огромной степени принадлежит руководителям страны. Что это значит? Как они могли приобрести его?
О.Ш.: Они не покупали – они взяли. Начнем с того, что десяток лет назад эти люди не обладали никакими ощутимыми состояниями. После работы в Петербурге и сложных манипуляций, которые там происходили, они обладали скромными состояниями, измеряемыми парой миллионов долларов. Все то, что они приобрели, они приобретали, становясь, скажем, председателями правления. Они получали пакет акций. Им вручались эти акции.
А.П.: И они переходили в их личную собственность?
О.Ш.: Конечно. Это было прямое присвоение государственного имущества очень узким кругом частных лиц. Кое-кто говорит сегодня о «ресоветизации России». Но никакой ресоветизации нет. Речь идет о другом: сегодня, по существу, нет ясной границы между государственной собственностью и частной. Это не госпредприятия, это не государственный капитализм и не частный капитализм. Это что-то пограничное. Можно назвать это системой властесобственнических отношений. Поскольку ты у власти, ты собственник. Но эта собственность может и уплыть из рук собственника, если он лишается власти. Что и случилось со многими.
А.П.: Относится ли это к Ходорковскому?
О.Ш.: Ходорковский был именно собственником, власть ему купить не удалось. Тем более, что он никогда не был своим внутри КГБ. Все эти люди обычно так или иначе завязаны на КГБ. А он был связан в основном с хозяйственным аппаратом СССР.
А.П.: Когда и как сложилась эта система?
О.Ш: Представьте себе ребенка, который стал взрослым. Эта система выросла из ребенка, которым была советская система. Ведь что существует сегодня? У этих «государственников» нет четких рамок ответственности перед государством – как у чиновников. Но нет и четкой ответственности – как у собственников. Вот пример: деньги, вложенные в восстановление экономии в связи с кризисом, – их концов не найти. Известно, что ровно те суммы, которые были предоставлены крупным бизнесменам – вот этим самым крупнейшим корпорациям, – все уплыли за границу, в оффшоры. А потом они требовали от России, от бюджета, помощи себе. И получили ее: двойную помощь! И в результате Россия – вероятно, единственная страна, где количество миллиардеров в итоге кризиса выросло, а их положение окрепло. Здесь речь идет о тех миллиардерах, которых регистрирует «Форбс», а он регистрирует не самых главных. Он регистрирует тех, кто признан частнособственническим элементом этой системы. А на самом деле? Кто важнее во всей этой системе – вице-президент Сечин или владелец корпорации Богданчиков? Сечин, конечно: он контролирует больший объем материальных ресурсов. А называются они принадлежащими ему или не называются – это не так уж важно.
А.П.: А если вернуться к вопросу о корнях...
О.Ш.: В девяностые годы, после разгрома парламента, вокруг Ельцина уже группировались силы генералитета. Люди из КГБ. Он, по существу, сорвал процесс над компартией. Он быстро выпустил из тюрем участников августовского путча. И многие из этих людей заняли сильные позиции. Но если говорить о том, как сложилась вертикальная структура, то все это произошло в двухтысячные годы.
А.П.: Но ведь «Газпром» возник гораздо раньше.
О.Ш.: «Газпром» был создан в 89-м году – еще при советской власти. Впрочем, и раньше, скажем, нефтяные фирмы чувствовали себя достаточно свободно. В 70-е и особенно в 80-е годы в СССР существовало то, что можно назвать «бюрократическим рынком».
А.П.: Рынком?
О.Ш.: Да, потому что там покупали и продавали. Но не товары, а власть, привилегии, позиции, отношения. Когда он сложился? Первые шаги я бы отнес к временам Хрущева. Когда директор завода или министр получил, наконец, твердо закрепленные за ним: квартиру, дачу, право лечиться в Италии и Испании, Франции и т.д. Когда это все закрепилось за номенклатурой первого и второго разряда. А в горбачевский период появился целый ряд законодательных актов... Появился «Закон о кооперативах»: люди, которые до того должны были быть подпольно цеховиками, теперь получили возможность открыто действовать. Он отдал очень большие права предприятиям, сняв с них государственный контроль. Но, не введя их в рынок: они не отвечали за производство своей продукции перед рынком, ибо они оставались на бюджете! В результате – развал. А в перспективе – то, к чему мы пришли сегодня.
А.П.: Сегодняшняя система – способна ли она развиваться?
О.Ш.: Нет. А вокруг нас – жизнеспособные государства, обладающие четким, ясным представлением о своем месте в системе мировых цивилизаций. Это относится не только к Индии, Бразилии, Китаю, но и к близлежащему Казахстану. Вот уже и Беларусь с Россией не дружит. А с кем дружит? С Литвой! Очень хорошие отношения у них налаживаются и с Польшей. Последний диктатор Европы давно не вызывает никакого смеха на Западе: экономика белорусская в порядке, они производят товар, приемлемый на мировом рынке. Да, белорусская экономика давным- давно уже около половины продукции обрабатывающей промышленности продает на Западе. Да, она привязана к России в том смысле, что целый ряд товаров мясо-молочной промышленности в основном сбывается в Россию. Это не называется «привязана». А вот нефть Беларусь получает теперь из других стран. Лукашенко вступил в прямые контакты с Чавесом – и идут танкеры из Венесуэлы… Между прочим, и продолжительность жизни у них выше, чем в России. Бесплатное образование. Построена лучшая в Европе библиотека. Возможно, мы сталкиваемся с ситуацией образования на западных границах России конфедерационного объединения, в которое войдут Украина, Белоруссия и Литва.
... А Россия перестала быть промышленной державой со времен открытия «тюменской нефти». Тогда мы были промышленной державой, мы производили массу приборов, станков и т.д., которые и на Западе или не делались или делались не лучше, чем у нас. Все это сейчас утрачено. У нас сегодня чисто компрадорская экономика. И цены на нашу продукцию на мировом рынке устанавливают в основном на Западе. При этом у нас нет, например, того, что есть в эмиратах или в Саудовской Аравии, где молодежь имеет право бесплатно учиться за счет государства в любом университете с обязательством возврата на родину.
АП: А почему?
О.Ш.: У нас очень специфическая элита – номенклатурные деятели, которые не обладают свойствами элиты. Но я знаю немало людей, которые хотят остановить вывоз капитала, ввести налог на предметы роскоши, на недвижимость повышенного качества. Важно, чтобы они добились общественного признания. Как это будет, не знаю. В общем, обстановка сложная. Но и назвать ее безысходной тоже нельзя.
