Известная российская правозащитница Людмила Алексеева рассказала «Голосу Америки» о том, что привело ее в Вашингтон, почему властям в России трудно обвинить ее сегодня в незаконной деятельности, и почему хаос 90-х годов в России был естественным явлением, а сегодняшний «порядок» ей представляется несправедливым.
Виктория Купчинецкая: Людмила Михайловна, что вас привело в Вашингтон на этот раз?
Людмила Алексеева: Меня пригласили на конференцию, которую организует Институт Кеннана. Это очень престижная организация, и я очень польщена тем, что я среди моих российских коллег тоже приглашена. Будет обсуждаться поправка Джексона-Вэника. Я выступаю в первой части этой конференции, где будут говорить об истории создания этой поправки.
(Напомним, что поправка сенатора Генри Джексона и конгрессмена Чарли Вэника к американскому Закону о торговле была принята в 1973 году и вступила в силу в 74-м. Она ограничивала торговлю США со странами социалистического блока, которые нарушали или серьезно ограничивали права своих граждан на эмиграцию. – В.К.)
В.К.: А какая у вас позиция по этой поправке сегодня?
Л.А.: В свое время эта поправка сыграла колоссальную роль, не только для еврейского движения за выезд на историческую родину в Израиль, но и для всех российских граждан. Я должна сказать, что еврейское движение за выезд в Израиль можно назвать еврейским движением за выезд из Советского Союза. Если бы тогда были какие-то легальные возможности выехать из СССР, скажем не у евреев, а у калмыков или у татар, то возникло бы татарское движение за выезд из СССР. Но возникло еврейское движение. Очень многие хотели уехать, потому что это была очень несвободная страна и потому что там люди жили очень бедно.
В.К.: То есть не только политический, но и экономический аспект у этого движения тоже был…
Л.А.: Конечно, но прежде всего, евреи уезжали из-за государственного антисемитизма, который был в стране. Тогда поправку поддерживали не только активисты еврейского движения, отказники, но и мы, правозащитники. Потому что это одно из основных прав человека – право свободно покинуть свою страну и свободно вернуться в нее. И Андрей Дмитриевич Сахаров выступал за поправку, написал открытое обращение к Конгрессу Соединенных Шатов. Эхо этой борьбы имеет очень далекий отзвук. Когда случилась перестройка – это первое реальное гражданское право, которое получили советские граждане. Вот сейчас, начиная с 2000 года, с начала правления президента Путина, у нас постепенно отобрали все наши конституционные права: право на свободные выборы, право на свободу слова, право на объединение в организации очень стеснено, право на митинги и демонстрации очень грубо нарушается. Единственное право, которое сегодня сохраняется – это право на выезд граждан за границу и возвращение. Сейчас, я считаю, надо бы эту поправку отменить. Потому что реально российские граждане на выезд из страны имеют право.
В.К.: Но существует такое мнение, что эта поправка – экономическая – может служить политическим механизмом, который США могут использовать для того, чтобы добиваться каких-либо других изменений в России.
Л.А.: Я не политик, я правозащитник, и я считаю так: вот это право не нарушается – значит, поправка неправильная. А если вы хотите от российских властей, чтобы они соблюдали свободу суда или свободу прессы, примите соответствующую поправку. Правозащитники так не могут – вот я эту поправку использую для чего-то еще, мы так не работаем. Эта поправка – за поддержание права на выезд. Право на выезд у нас есть – и ее надо отменить. Я понимаю игры политиков, но я не политик и в эти игры не играю.
В.К.: Вы – публичная фигура, одна из самых влиятельных правозащитников в России. Вы являетесь членом Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества. О чем это говорит, если вы человек, который все время критикует правительство, входит в Совет при президенте? Может быть, дела с правами человека в России не так уж плохи? Ведь если бы дела были совсем плохи – может быть, власти попытались бы сделать так, чтобы вы не были публичной фигурой?
Л.А.: Знаете, они иногда с публичными фигурами так и поступают – они в них стреляют, как в Анну Политковскую, как в Наталию Эстемирову. Понимаете, сейчас в уголовном кодексе РФ нет таких статей, как в уголовном кодексе СССР. Нас можно лишить свободы только по сфабрикованному уголовному делу, но я не занимаюсь коммерцией, у меня нет особенной собственности. Ну, в чем меня обвинить? Это достаточно сложно. Остановить меня можно таким способом – разве что застрелить. В советских условиях слежка была гораздо более обременительная, чем сейчас. Но у меня сейчас есть некоторые доказательства того, что мой телефон прослушивается – и дома, и в офисе Хельсинкской группы. Я жила в свое время в тоталитарном государстве – мне было 25 лет, когда умер Сталин, затем жила в пост-тоталитарном СССР. Теперь я живу в России. Я привыкла работать в разных условиях.
В.К.: В России и за рубежом существует мнение, что в России в 90-е годы был хаос. А сейчас вот как-то гаечки подкрутили, и установился «порядок», который лучше хаоса…
Л.А.: Дело тут не в подкручивании гаечек. 90-е были годами сразу после краха Советского Союза. Когда разрушается государство, просуществовавшее больше 70 лет, то разрушается не только правительство, рушится вся экономика, вся социальная система, все механизмы. И надо сказать, что только глупые люди сетуют на хаос в те годы, потому что распад такого огромного государства мог сопровождаться большой кровью и гражданской войной. Ничего этого не произошло, и в этом большая заслуга Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Я не большая поклонница ни того, ни другого, но я признаю это. Когда Владимир Владимирович Путин пришел к власти, хаос уже стал прекращаться, экономика стала подниматься, нефть подорожала, были созданы какие-то государственные механизмы. Но Путин этим не успокоился. Он стал наращивать силу ФСБ, которую можно называть по-прежнему КГБ, потому что все порядки в этой организации он вернул, вплоть до слежки за правозащитными организациями. У нас деревни разрушаются, школы разрушаются, образование разрушается, здравоохранение находится в кошмарном состоянии, а посмотрите, как у нас экипирован ОМОН! То есть мы понимаем, куда государство тратит деньги в первую очередь, а куда оно жалеет их потратить. Мы очень богатое государство с очень бедным народом. Может быть, это и порядок, но с моей точки зрения – это несправедливый порядок. Когда все тихо – это не значит, что порядок. Вы знаете, и на кладбище все спокойненько, но почему-то живые люди там не живут.
