Сергей Плохий, профессор Гарвардского университета, (Serhii Plokhii, Ukrainian Research Institute at Harvard University), автор многих книг, в том числе вышедшей в 2014 году «Последняя империя: последние дни Советского Союза», получившей ряд профессиональных наград. Историк считает, что распад СССР был закономерен, потому что был продолжением процесса распада Российской империи, который, вероятно, еще не завершен.
Алекс Григорьев: Распад СССР – одна из самых больших загадок 20 века. Советский Союз был одно из двух сверхдержав, с мощнейшими вооруженными силами и спецслужбами, крупнейшим ядерным арсеналом, диссидентское движение было слабо и угрозы режиму не представляло. И, тем не менее, СССР обрушился в считанные дни. В чем причина распада сверхдержавы?
Сергей Плохий: Распад Союза был частью процесса, который начался после Первой мировой войны – процесса развала многонациональных государств, или, проще говоря, империй. Часть этих империй не пережила Первой мировой войны – Османская империя, Австро-Венгрия...А большевикам удалось сохранить контроль над большей частью Российской империи за счет не только насилия, но и за счет более, я бы сказал, изобретательной политики в отношении национальностей и национальных меньшинств. Фактически, Советский Союз был первым, кто сумел адаптировать национализм и многонациональность государства. Казалось, что национальный вопрос разрешен и что историю удалось обмануть, но до конца XX века Советский Союз последовал по пути той же Португальской, Британской, Французской и других империй – то есть, XX век оказался веком развала многонациональных государств и создания на их руинах национальных государств или государств, которые хотели бы быть национальными.
В чисто советском контексте, произошли попытки реформ, главным идейным и моральным источником которой были реформы «Пражской весны», то есть, 1960-х годов. Идея заключалась в том, что экономические и политические реформы должны развиваться одновременно: в Китае пошли по другому пути – экономическая реформа без политической, а в Советском Союзе эти вещи были взаимосвязаны. Как только Горбачев ввел первые элементы электоральной демократии, первыми силами, которые смогли мобилизоваться, были национальные движения. Которые, и я с вами согласен, были внешне слабы, диссидентов было немного, но, если посмотреть на состав политических заключенных в разных формах ГУЛАГа, то процент национальных меньшинств – включая прибалтов, евреев, украинцев и так далее – зашкаливал, по сравнению с количеством диссидентов из числа этнических русских.
Электоральная демократия оказалась несовместима с многонациональным государством, в котором главным «клеем» являлась сила – военная, политические репрессии и т.п. Многонациональные государства, построенное на такой основе, оказались не в состоянии существовать.
А.Г.: В российском политическом дискурсе стало общим местом, что СССР был “развален американцами”. Как США относились к идее распада Советского Союза?
С.П.: Соединенные Штаты относились к идее распада Советского Союза очень плохо. Они не хотели распада. Идеальной моделью было переформатирование мира, где существовало бы содружество между США и СССР, то есть, возвращение к идеям Ялтинской конференции, где предполагалось, что в рамках Организации Объединённых Наций, мир удастся сберечь целостным. А позже – в 1990-1991 годы – когда происходило очень ощутимое экономическое падение Советского Союза, политический кризис, когда было неясно удержится ли Горбачев во власти – была идея сохранить Советский Союз в качестве младшего партнера на международной арене. Но главным была боязнь этнических конфликтов, войн, войн между республиками, у которых есть ядерное оружие, распространение ядерного оружия. Это были главные доминанты американского отношения к Советскому Союзу и Восточной Европе в тот момент.
В это же время происходила мобилизация прибалтийских, украинских, восточно-европейских общин в США, которые через Конгресс и Сенат оказывали давление на Белый дом. И, в конце концов, администрация США заняла – с ее точки зрения – компромиссную позицию: балтийские республики могут отделиться, но Советский Союз должен оставаться целостным. Президент Буш 1 августа 1991 года летит в Киев из Москвы, выступает перед украинским парламентом и говорит о том, что Соединенные Штаты Америки не будут поддерживать, так называемый, «самоубийственный национализм». Эта позиция оставалась в силе до конца ноября 1991 года: она прошла через августовский переворот, через фактическое двоевластие в Москве после переворота… Изменения произошли за несколько дней до украинского референдума 1 декабря 1991 года.
А.Г.: Любой распад империй сопровождается трагедиями и кровопролитиями. Насколько безболезненно происходил распад Советского Союза?
С.П.: Когда я завершил свою книгу, у меня было впечатление, что произошло чудо – произошел распад большой многонациональной империи – фактически супердержавы, второй по экономическому, военному потенциалу страны в мире – и произошел довольно мирно. Конечно, был шлейф чеченской войны, который был явно частью этого развала, но, в целом, ситуацию удалось разрулить удивительно мирно.
Однако я изменил свое мнение после аннексии Крыма, после начала, так называемого, «украинского кризиса», «гибридной войны» в Донбассе и так далее. Для меня стало понятно, что в очередной раз обхитрить историю не удалось, что процесс распада Советского Союза не был завершен с речью Горбачева 25 декабря 1991 года, а процесс этого размежевания только начался и мы сейчас переживаем один из его наиболее драматичных моментов.
Этот процесс может идти в нескольких направлениях. С одной стороны, он спровоцирован попыткой России удержать в своем гравитационном поле – экономическом, политическом, военном и т.д. – Украину. Но он не завершился и в ином смысле: вопрос в том, насколько Российская Федерация останется в современных границах? Чечня уже фактически «государство в государстве» и любая подвижка может привести к ее отделению; Северный Кавказ остается проблемной точкой…
А.Г.: Распад СССР привел к исчезновению двуполярного мира и попыткам создания мира многополярного. Как это повлияло на международную безопасность, на мировую экономику, на распространение свободы?
С.П.: Первые десять лет после распада Союза, мир был фактически однополярным. Появилось явление, которое называется «американским миром», и этот период был достаточно благоприятным для экономического развития, для развития международных отношений, ситуации с безопасностью. В этот период удалось разрешить многие кризисы «холодной войны»: речь идет о переходе к власти к черному большинству в ЮАР, о самом длительном периоде израильско-палестинского мира, Куба перестала быть конфликтным регионом, считалось, что положительное решение найдено для Афганистана... Но через десять лет этот мир начал разваливаться: разные силы начали подниматься, включая негосударственных акторов – «Аль Кайду» и других.
Россия начала заявлять все более активно, что однополярный мир – плохая организация международного общества, что мир должен быть многополярным и должен быть разделен на сферы влияния. Сегодня мы находимся в процессе трансформации от «американского мира» последнего десятилетия 20 века к тому, что мы еще не знаем. Мы можем называть это «многополярным миром», но вопрос в том, сколько этих полюсов, какие они, и как они соотносятся друг с другом.
Происходит трансформация и поиск новых ролей и для США, и для главных игроков. Равенство между государствами формально провозглашено – все государства являются членами ООН – но есть «более равные, чем другие», они является членами Совета безопасности. Являются ли они одновременно плюсами – большой вопрос.
А.Г.: Возможно ли возрождение идеологии коммунизма?
С.П.: С сегодняшней точки зрения, невозможно. Коммунизм сохранился в форме монополии на власть определенной партии – на Кубе или в Китае. Но идеология этой партии совершенно другая. Китай – это наиболее динамично развивающаяся экономика и это не социалистическая экономика. Оказалось, что альтернатив либерализму очень много, а вот альтернативы рыночной экономике нет, и это подрывает основы какой-либо реставрации коммунизма в марксистском понимании этого термина.