Пол Пиллар, профессор Джорджтаунского университета (Paul Pillar, Georgetown University), 28 лет проработал в разведывательном сообществе США, в том числе, занимал пост заместителя директора Контртеррористического центра ЦРУ. Пиллар советует с осторожностью оценивать различные версии о причинах гибели самолета рейса А321.
Алекс Григорьев: Как вы оцениваете заявления о том, что российский самолет, вылетевший из Шарм-аль-Шейха в Петербург, мог погибнуть в результате теракта?
Пол Пиллар: Для начала, я бы посоветовал не спешить с выводами о том, по какой причине самолет потерпел крушение. Я предпочитаю сохранять осторожность. В прошлом были ситуации, когда появлялись версии о взрывах бомб, заложенных террористами, а потом выяснялось, что причиной катастрофы было возгорание топлива или что-то подобное.
Если в данном случае речь все-таки идет о взрывном устройстве, то возникает ряд вопросов. Первый: кому могла принадлежать инициатива проведения этой операции? Даже если заявление об ответственности было сделано от лица ИГИЛ, и даже если лица, которые доставили бомбу на борт самолета действовали от имени ИГИЛ, это отнюдь не означает, что решение было принято членами иерархии ИГИЛ, базирующимися в Сирии. В последние месяцы мы видели достаточно много террористических операций меньшего масштаба в рамках которых использовалось имя ИГИЛ, однако, скорее всего, это были независимые операции.
Естественно возникает вопрос: могла ли российская военная интервенция в Сирии повлиять на проведение этой операции? Тот же самый вопрос США и иные державы, которые проводят операции в этом регионе, могут адресовать себе.
А.Г.: Если будет определено, что это все-таки теракт, означает ли это, что меры безопасности пассажирских перелетов недостаточны?
П.П.: За 14 лет после терактов 11 сентября было предпринято невероятное количество шагов для того, чтобы обезопасить гражданскую авиацию. Но один из аспектов безопасности заключается в том, что она крепка настолько, насколько крепко ее слабейшее звено. Когда пассажир проходит системы безопасности в одном аэропорту, это позволяет ему спокойно передвигаться на разных рейсах и пользоваться разными аэропортами, совершая при этом любые действия, которые он посчитает нужным совершить. Если говорить об аэропорте Шарм-аль-Шейха, то я не имею представления насколько эффективны там были системы безопасности. Не обязательно, что они следовали тем же стандартам, которые используются в Западной Европе и США.
А.Г.: Насколько велика опасность, которую представляет ИГИЛ за пределами контролируемой им территории?
П.П.: Мы должны понимать, что название «Исламское государство» может использоваться различными людьми, не обязательно связанными или управляемыми так называемым «халифатом» в Ираке и Сирии. ИГИЛ стал своеобразным брэндом – то же самое ранее происходило с «Аль-Кайдой». В своем нынешнем состоянии организация Аль Багдади делает ставку на сохранение и расширение своего минигосударства в Ираке и Сирии. Изначально у ИГИЛ не было идеологии или стратегии, которая бы копировала идею Бин Ладена об атаках на «дальнего врага» («ближним врагом» Бин Ладен называл режимы, правящие в мусульманских странах, «дальним» – иные государства-АГ), что предусматривало атаки на страны Запада и, особенно, на Соединенные Штаты.
Естественно возникает вопрос: после иностранного вмешательства в Сирии, намерен ли Аль Багдади и ИГИЛ использовать все возможности и ресурсы, имеющиеся в их распоряжении, чтобы совершать ответные атаки?
А.Г.: Как вы оцениваете имеющиеся стратегии борьбы с ИГИЛ?
П.П.: Мы не должны воспринимать все заявления различных правительств об их приоритетах за чистую монету.Одна из серьезнейших проблем реагирования на ситуацию в Сирии – различные внешние игроки имеют различные и серьезно различающиеся приоритеты. Эта проблема существовала и до российского военного вмешательства: было прекрасно известно, что у США и других стран Запада были иные цели, чем у арабских государств Персидского залива. Все они говорили, что выступают против ИГИЛ, однако арабские государства и, особенно, Саудовская Аравия, считали главным избавление от режима Асада. После российской интервенции все стало еще более сложным. Правительство Путина неоднократно заявляло, что оно намерено воевать с террористами и ИГИЛ, однако достоверная информация позволяет сделать вывод, что целями большинства российских авиаударов был не ИГИЛ, а сирийские оппозиционные группы, выступающие против режима Асада. То есть, главный приоритет России – поддержка режима Асада, а не нанесение существенного ущерба ИГИЛ. Сложно представить, что эффективная кампания против ИГИЛ может быть проведена в ситуации, когда имеются все эти расхождения.
А.Г.: Насколько сложно получить информацию о планах ИГИЛ?
П.П.: У меня нет никакого доступа к развединформации и могу говорить только на основе открытой информации. Безусловно, разведслужбам крайне сложно проникнуть вовнутрь террористической организации, особенно в круги, которые ответственны за принятие решений. В таких структурах высок уровень внутренней безопасности, особенно в столь сложной организации как ИГИЛ. Они с большим подозрением относятся к любому человеку со стороны, считая его потенциальным агентом враждебных сил. Разведслужбам очень непросто получить тактическую информацию – например, о подготовке терактов. Это не означает, однако, что разведки не имеют представления о стратегических планах группировок, подобных ИГИЛ.
