Наверное, нет сейчас более часто употребляемого слова, чем терроризм. Природу этого явления и способы борьбы с ним обсуждают на ооновских конференциях, на правительственных совещаниях, научных семинарах, редакционных летучках и просто за обеденным столом.
Сегодня мы беседуем на эту тему с одним из ведущих специалистов в этой области - старшим научным сотрудником Института международной политики Майклом Раду.
Что для одного терроризм, для другого - борьба за свободу. Избитое клише. Но, по мнению многих политиков, ученых и юристов, именно оно является одним из самых труднопреодолимых препятствий на пути эффективной борьбы с международным терроризмом. Не случайно ООН уже 40 лет пытается договориться об общеприемлемом определении терроризма, чтобы на его основе создать документ по образцу и подобию Женевской конвенции.
Майкл Раду считает считает эти попытки бесплодными: «Глобальный консенсус, - говорит он, - невозможен по той простой причине, что допустимость насилия и ценность человеческой жизни по-разному понимаются в разных обществах. Скажем, наше определение терроризма разделяют европейские и латиноамериканские страны, поскольку мы придерживаемся общих морально-этических принципов. Однако оно неприемлемо для мусульманского мира и многих других развивающихся стран».
«В силу этого, - подчеркивает мой собеседник, - все многосторонние и двусторонние соглашения по борьбе с терроризмом существуют лишь между США и их единомышленниками, которые определяют терроризм как сознательное использование насилия или угрозы насилия против гражданских лиц и объектов в политических целях. Мусульманские страны под этими соглашениями не подписываются. Однако они, а не американцы с европейцами, являются главными поставщиками мирового терроризма».
Можно ли вырваться из этой парадоксальной ситуации? Можно, говорит Майкл Раду. Но для этого нужно отказаться от попыток найти общее юридическое определение терроризма и поставить во главу угла политическое и военное решение проблемы: «Взять, к примеру, Египет и Саудовскую Аравию. Они никогда не примут нашего определения терроризма, поскольку все, что делают палестинцы, они расценивают как борьбу за свободу, а все, что делают израильтяне, для них - терроризм. Так что наше определение идет вразрез с их официальной позицией. Однако в практическом отношении эти страны сотрудничают с нами, поскольку они и сами страдают от терроризма».
Но даже из чисто практических соображений определенные дефиниции все же необходимы. К примеру, где проходит водораздел между терактами и другими формами политического насилия?
«Если палестинский камикадзе взрывает себя на израильской военной базе - это акт войны, - считает Майкл Раду, - поскольку вооруженный элемент одной воюющей стороны нападает на вооруженные элементы другой. Но если тот же камикадзе произведет взрыв в израильском детском саду, то это уже акт террора, поскольку его цель не уничтожить противника, а посеять смерть и страх среди гражданского населения».
Значит ли это, что убийство мирных граждан (особенно если оно носит массовой характер) является исключительной прерогативой терроризма? И уж коли на то пошло, существуют ли обстоятельства, которые делают теракт легитимным? На второй вопрос мой собеседник отвечает не задумываясь: никогда, ни при каких обстоятельствах терроризм легитимным быть не может.
А вот с первым вопросом дело обстоит сложнее: «Массированные бомбардировки немецких городов и атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в конце второй мировой войны были по сути нападением на гражданских лиц, - говорит Майкл Раду. - Или уж по крайней мере эти операции были предприняты с полным осознанием того, что большинство жертв будет среди мирного населения. Тем не менее они не являлись террористическими операциями, поскольку цель их состояла не в запугивании мирных граждан для реализации неких политических задач, а в том, чтобы сломить волю противника к сопротивлению и тем самым минимизировать потери в живой силе с обеих сторон. Совершенно очевидно, что цель эта была достигнута».
Как в такой связи следует подходить к израильской военной кампании на палестинских территориях? Мусульманский мир провозгласил ее неприкрытым терроризмом. Израиль заявляет, что воюет за свое право на существование. Где правда? На стороне Израиля, говорит Майкл Раду. Нормальная политическая культура на территориях и в беженских лагерях мертва. Подавляющая часть палестинского общества сейчас принимает, поддерживает и поощряет терроризм.
«Что же прикажете делать Израилю в такой ситуации? - продолжает мой собеседник. - Засылать своих камикадзе в Рамаллах? Конечно нет. Израиль должен воспользоваться своим военным превосходством и со всей силой обрушиться на противника. И чем большая сила будет для этого применена, тем быстрее закончится кампания и тем меньше будет жертв как среди израильских солдат, так и среди палестинцев. Мы ведь тоже в Афганистан не террористов, а стратегические бомбардировщики посылали. И если это ставит противника в невыгодное положение - тем хуже для него».
Майкл Раду не сомневается в успехе израильской военной кампании. Но успех этот ему видится временным. Долгосрочное решение конфликта лежит, по его мнению, в другой плоскости. Об этом, а также о других аспектах международного терроризма мы поговорим во второй части беседы.
