В 1980 году фильм режиссера Франко Россо «Вавилон» (Babylon) был впервые показан на кинофестивале в Канне. Американские критики посчитали его острым и провокативным, когда он вслед за этим дебютировал на Нью-Йоркском кинофестивале. Как тогда заметила критик Вивиен Голдман в издании Time Out, «он (фильм) вполне способен вызвать расовую напряженность».
«Это бесстрашный, громкий, вдохновляющий и смешной, а также трагичный фильм», - написал критик Дэвид Робинсон в британской газете The Times.
От греха подальше его так и не выпустили в американский прокат. И вот, спустя почти четыре десятилетия, опальный «Вавилон», ставший уже классикой артхауса, впервые выходит на американские экраны. 8 марта он начинает демонстрироваться в Нью-Йорке, а с 15 марта – в Лос-Анджелесе.
Южный Лондон, конец 70-х. Молодой диджей музыки реггей пытается реализовать свои амбиции, сражаясь с проявлениями расизма и ксенофобии по отношению к иммигрантам из Ямайки. В главной роли - Бринсли Форд, фронтмен британской реггей-группы Aswad. Объявлено, что Бринсли Форд и композитор Деннис Бовелл встретятся на просмотрах со зрителями.
Так получилось, что «Вавилон», словно оправдывая это название, снимала интернациональная команда. Режиссер Франко Россо эмигрировал в Великобританию из Италии еще ребенком.
Композитор Деннис Бовелл - выходец с Барбадоса. Сценарист Мартин Стеллман, - из семьи евреев, эмигрировавших из Вены. Продюсер Гэврик Лоузи – сын голливудского режиссера Джозефа Лоузи, которого включили в годы маккартизма в «черный список». Оператором фильма стал будущий получатель двух «Оскаров» британец Крис Менгес.
70-летний драматург и режиссер Мартин Стеллман (Martin Stellman) родился в Лондоне. Он известен как соавтор сценариев культового фильма 1979 года «Квадрофения» с музыкой группы The Who и драмы «Переводчица» с Николь Кидман и Шоном Пенном.
Как режиссер и сценарист он поставил экшн-триллер «За королеву и страну», где Дензел Вашингтон играет героя фолклендской войны.
Мартин Стеллман живет на самом юге Испании в городе Альхесирас. Он ответил по Скайпу на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Мартин, мне трудно представить, какие эмоции у вас вызывает возвращение фильма, к которому вы имели самое непосредственное отношение почти сорок лет назад.
Мартин Стеллман: Какие эмоции? Самые сильные. Тогда мы снимали фильм без узнаваемых звезд. Актеры были на 99 процентов чернокожие. А тогда, замечу, крайне редко можно было увидеть чернокожего актера в британском фильме. Мы никак не могли найти деньги на фильм, хотя искали везде, где могли. Мы с режиссером Франко Россо были как со связанными руками. У нас ничего не было, кроме истории, которую мы хотели рассказать. Но мы были молоды и безумны. Нам отказывали. А мы шли дальше, движимые энергией юности и упрямства.
О.С.: Кто вас навел на эту тему – жизнь чернокожих музыкантов-маргиналов южного Лондона? Кто обнаружил эту историю?
М.С.: Ничего не надо было обнаруживать. Эта интереснейшая, полная энергетики субкультура музыки реггей существовала помимо нас. Тогда это был чистый андерграунд, сегодня же это нормальный мейнстрим. Мне было лет 25, я тогда работал организатором в местной общине, ну, как примерно начинал в Чикаго Барак Обама, прежде чем пошел в политику. Я вел драмкружок для ребят-подростков. Кроме того, я был фанатичным поклонником музыки реггей. Моя знакомая привела меня на концерт «звуковой системы» (sound system – мобильная дискотека по ямайскому образцу. – О.С.). Меня потрясла эта живая музыка. Тот реггей, который я слушал дома на своем очень даже неплохом hi-fi, не шел ни в какое сравнение с реггей, который играла «звуковая система». Огромные колонки, мощный усилитель, и невероятный звук, который проникал внутрь тебя самого. Они называли это «блюзом», и я стал фанатом «звуковой системы».
О.С.: Вас легко приняли в эту компанию?
М.С.: Да, я быстро там стал своим. Мне отчасти помогла моя тогдашняя пышная прическа «афро», а, вернее, учитывая мое происхождение, «джуфро» (от слов еврей/jew, и afro. – О.С.). У меня были кудрявые волосы, которые позволили сделать огромный шар на голове. Когда ребята на контроле спрашивали, кто я такой, мой приятель говорил им: а, это мой светлокожий кузен с Ямайки.
О.С.: Вы были причастны примерно в те же годы к британскому року, выступили соавтором сценария фильма «Квадрофения» с музыкой группы The Who. Насколько отличался опыт вашего общения с этой музыкой белых парней из бедных кварталов с музыкой стиля реггей, который играли иммигранты из Ямайки? Насколько они сравнимы?
М.С.: Очень даже сравнимы, и социально, в классовых понятиях, и музыкально. И те, и другие парни обделены жизненной перспективой, вытолкнуты на обочину общества. Чернокожие музыканты реггей, наверное, большие маргиналы, чем белые сторонники движения «модов» (молодежная британская субкультура, расцвет которой пришелся на 60-е годы. – О.С.). Но непримиримый радикализм и неприятие истеблишмента их сближает. А также внимание к одежде и ее символике. Как ты одеваешься, сразу сигнализирует о твоей идентичности, о том, что ты думаешь о себе, о людях, о мире. Оба фильма, и «Вавилон», и «Квадрофения» - о взрослении, о разрыве с родителями. В «Вавилоне» у одних ребят есть «звуковая система», а у других ее нет, и они враждуют. У «модов» в «Квадрофении» есть свой прикид, есть скутеры, на которых они едут на Брайтон драться с рокерами.
О.С.: Слэнг, на котором говорят и те, и другие непрост для понимания. Особенно сложно вникнуть в креольское патуа, на котором в фильме «Вавилон» говорят выходцы из Ямайки. Не случайно, для облегчения понимания эти диалоги снабжаются субтитрами. Вы смогли выучить это наречие?
М.С.: Да, потратил на это много времени. Но для подтверждения аутентичности диалогов мы привлекли моего друга Эли, бывшего жителя Ямайки, который указывал нам на неточности и помогал корректировать их. Кроме того, три четверти наших актеров были выходцами с Ямайки, и они сами поправляли сценарные диалоги, когда возникала необходимость.
О.С.: Сегодня ваш фильм, будучи выпущен повторно, попадает в Америке к новый, но вполне узнаваемый политический контекст. Жестокость полиции в отношении меньшинств, замкнутый круг бедности, отсутствие надежды у многих молодых, которое ведет к насилию и наркотикам. Правомерно ли сказать, что «Вавилон» актуализирует мессидж начала 80-х?
М.С.: Непростой вопрос. До недавнего времени я считал, что мир, который мы описываем в «Вавилоне», изменился к лучшему. Я говорю о Великобритании. Расизм ушел в подполье. Были приняты насущные законы и постановления. Однако после «Брекзита» (процесса выхода Великобритании из Европейского Союза. – О.С.) расизм поднял голову и стал снова заметен в общественном пространстве. Причем это происходит одновременно и в США при Трампе. Это очень грустно наблюдать.
О.С.: Несколько слов о стилистике фильма – намеренно шероховатой, приземленной, реалистичной. Чем вы и Франко Россо, увы, умерший в 2016 году, вдохновлялись в этом выборе?
М.С.: Франко и я были большими приверженцами британского социального реализма конца 50-х - начала 60-х. Нам очень нравились такие фильмы новой британской волны, как «Путь в высшее общество» (Room at the Top), «Одиночество бегуна на длинную дистанцию», ранние фильмы Кена Лоуча, такие как «Кэти, вернись домой!» о бездомных и «Кес» о мальчике из рабочей семьи на севере Англии. Франко работал на «Кес», кажется, ассистентом монтажера (а Крис Менгес, снимавший «Вавилон», дебютировал в этой профессии оператором на «Кес». – О.С.) Но главным влиянием для нас стали «Злые улицы» Мартина Скорсезе с Робертом Де Ниро и Харви Кайтелом. Мы поняли, что можно снимать городскую жизнь жестко, не кривя душой и не влюбляясь в эту жизнь.
О.С.: Музыка реггей, тогда, в 80-х, была маргинальной, экзотичной. Сегодня это один из популярных коммерческих трендов, составная часть многомиллионного музыкального бизнеса. Та же эволюция произошла несколько раньше с британским роком, который тоже стал огромным бизнесом. Как вы думаете, это превращение подполья в мейнстрим – правило или исключение из правила?
М.С.: Да, это закономерный процесс. Всегда будут возникать новая музыка, новый стиль, новый способ слушать музыку, новая мода одежды. Вначале это все воспринимается как авангард, как андерграунд, как что-то слишком экстравагантное. Молодежи всегда нужно что-то необычное, яркое, на грани фола. И кстати, именно молодые чернокожие британские музыканты продолжают генерировать новые смелые идеи.
