МОСКВА – Фигурант «дела 26 марта» Дмитрий Борисов приговорен к году колонии общего режима, сообщают СМИ в четверг, 22 февраля. Прокурор запросил для обвиняемого якобы в совершении насилия над представителем власти три года лишения свободы. Сам Борисов вины за собой не признал.
Таким образом, список лиц, получивших реальные сроки заключения за участие в мирных, но не санкционированных властями акциях протеста, организованных по призыву оппозиционного политика Алексея Навального, возрос.
Приговор в отношении Дмитрия Борисова вынесен Тверским районным судом Москвы. Этот суд фигурировал и в обнародованном накануне отчете Международной организации Amnesty International – в разделе, посвященном правам человека в России.
«Разбирательства происходили зачастую очень часто. Так, после выступлений 26 марта Тверской районный суд города Москвы рассмотрел за 476 дел за 17 рабочих дней», – говорится в докладе.
Подробнее о положении дел с правами человека и состоянии гражданского общества в РФ корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал со старшим директором Amnesty International по расследованиям Анной Нейстат (Anna Neistat).
По ее мнению, в целом, в России ситуация в этой сфере продолжает ухудшаться.
«В первую очередь, речь идет о праве на свободу собраний, – подчеркнула она. – Все мы видели массовые протесты и реакцию на них властей, когда сотни людей были, в основном незаконно, задержаны и подвергались затем незаконному же судебному преследованию. Достаточно посмотреть, как работал в эти дни Тверской районный суд Москвы, и сразу понятно, как эти дела рассматривались и какова цена вынесенных в результате административных приговоров».
Виктор Владимиров: Что вас еще беспокоит наиболее всего?
Анна Нейстат: Еще одна проблема, вызывающая тревогу, это, конечно, ситуация с гражданским обществом и продолжающееся наступление на неправительственные некоммерческие организации. В настоящий момент в реестре «иностранных агентов», по-моему, зарегистрированы 85 организаций. В прошлом году часть из них исключили из реестра, другие НКО, наоборот, включили в него. Совершенно очевидно, какое воздействие все это оказывает даже на те организации, которые в реестр пока не входят.
особую обеспокоенность вызывает, прежде всего, позиция России по Сирии
Потому что это, безусловно, приводит, как и в ситуации со СМИ, которые тоже объявляют «иностранными агентами», во-первых, к самоцензуре, а во-вторых – к тому, что НКО вместо того чтобы заниматься своей непосредственной деятельностью по защите прав человека, социальным программам и так далее, занимаются тем, что тонут в административных вопросах, пытаясь защитить себя от незаконных преследований (со стороны властей). Сюда же следует добавить ограничения в сфере свободы СМИ и так далее. Словом, список достаточно длинный.
В.В.: Как ваша организация воспринимает роль Москвы на международной арене в контексте прав человека?
А.Н.: С точки зрения организации Amnesty International, особую обеспокоенность вызывает, прежде всего, позиция России по Сирии, где Москва продолжает поддерживать правительство Асада и его вооруженные силы, которые продолжают совершать то, что мы неоднократно называли военным преступлениями и преступлениями против человечности. Это варварские авиаудары по больницам, гуманитарные блокады и так далее. Последний пример – недавняя атака в Восточной Гуте, которая в очередной раз привела к гибели десятков мирных жителей, в частности, детей.
«Мемориал» – одна из важнейших правозащитных организаций, и то, что на нее идет совершенно откровенная, неприкрытая атака, просто чудовищно
В.В.: Как вы оцениваете положение с правами человека в Чечне?
А.Н.: Серьезную тревогу у нас, в частности, вызывает ситуация, которая сложилась там, и в регионе вообще, с «Мемориалом». Задержание главы чеченского «Мемориала» (Оюба Титиева), сожжение в Ингушетии офиса, который мне особенно близок и дорог, потому что я провела в нем много дней, работая в свое время по этому региону. «Мемориал» – одна из важнейших правозащитных организаций, и то, что на нее идет совершенно откровенная, неприкрытая атака, просто чудовищно.
Кроме того, в контексте Чечни актуальны и другие проблемы. Это продолжающаяся дискриминация и преследования ЛГБТ. То, что происходило в республике в 2017 году (в рамках кампании по борьбе с геями), опять же чудовищный пример. А то, что происходит в этом плане в других регионах страны, просто подтверждает общую негативную тенденцию, сложившуюся в России.
В.В.: С учетом того, что творится в Чечне, достаточно ли, по вашему мнению, уделяет внимания этой проблеме международная общественность?
А.Н.: Непростой вопрос. Какую проблему ни возьми, всегда кажется, особенно, когда речь идет, предположим, о внесудебных казнях и убийствах, что этому уделяется недостаточно внимания. Что касается Чечни, если мы говорим именно о реакции международного сообщества, а не только правозащитных организаций, то у всех при соприкосновении с этой проблемой, возникает ощущение полной своей беспомощности. Я, например, очень хорошо знаю, что французский посол по правам человека неоднократно поднимал, в частности, вопрос преследования гомосексуалистов в Чечне.
можно делать разные заявления, но реально повлиять на Москву сейчас крайне сложно
Он во всех своих депешах французскому правительству и на всех переговорах с российским правительством затрагивал данную проблему. При этом результат был практически нулевой. По моим представлениям, сформированным из личных встреч на уровне представителей Евросоюза и Совета Европы, а также со всеми, кто может оказать хоть какое-то влияние на ситуацию в России, среди мирового сообщества применительно к этой проблеме преобладает ощущение абсолютной беспомощности. Да, можно делать разные заявления, но реально повлиять на Москву сейчас крайне сложно.
В.В.: На общем мрачном фоне светлым пятном выглядит освобождение в России журналиста Али Феруза, к чему приложила руку и ваша организация. Может ли это стать неким прологом к позитивным изменениям в стране?
А.Н.: Это случай, который, к счастью, очень хорошо закончился. Но чего это стоило – даже не столько нам, сколько его коллегам и правозащитникам, словами передать трудно. На самом деле ситуация изначально была чудовищной. Этого ни в каком виде не должно было происходить. В том, что он (журналист) все эти месяцы провел, по сути, в заключении, ожидая высылки и пыток, если не смерти в Узбекистане, позитивного, в общем, мало. А то, что, в конце концов, его отпустили, скорее, счастливый случай, чем тенденция.
мы живем на пороховой бочке, и нам совершенно очевидно, что в любой момент нас могут закрыть
В.В. Как вы относитесь к тому, что глава Совета по правам человека при президенте России Михаил Федотов попал в так называемый «кремлевский список» США?
А.Н.: Мне сложно это комментировать. Мы не имеем никакого отношения к данному санкционному списку. С Федотовым мы работаем в России достаточно тесно. Как и каким образом был составлен этот список –содержится в тайне. Почему туда попадали люди, сказать трудно. Есть ли для этого (для внесения главы СПЧ в «черный список») какие-то основания, я сказать тоже не могу.
В.В.: Как вам вообще работается в России?
А.Н.: Не могу сказать, что Amnesty в России подвергается преследованиям. Но мы живем на пороховой бочке, и нам совершенно очевидно, что в любой момент нас могут закрыть. Нам кажется, что мы не даем для этого никакого повода. Мы всегда работает очень открыто, полностью соблюдаем законодательство. Но понятно, что в России это никого ни от чего не защищает. Мне кажется, что до некоторой степени российские власти (возможно, это мои иллюзии), отдают нам должное в том, что мы не выбираем Россию как объект нашей единственной критики.
И наш Всемирный доклад, который мы предоставляли в Москве, яркое тому подтверждение. Мы очень стараемся показывать и, в частности, российским властям, российскому обществу, что Amnesty – действительно международная организация, что ситуация в России является для нас очень важным моментом, который вызывает нашу глубокую обеспокоенность, но это далеко не единственное, чем мы занимаемся. Такой же или даже более жесткой критике мы подвергаем власти США, западноевропейских стран или, например, Австралии. И в этом смысле мы работаем очень объективно.
